Когда сумерки густели, люди расходились по домам. Оставались только мы с Лидой. Мы обычно стояли возле высокой ветлы у самого берега. Стояли молча, слушали, как шумит река, как, шурша, серыми призраками проплывают льдины, Подминая под себя полузатопленные кусты. В шуме реки мне слышался шум большого города, мечталось о залитых неоновым светом ночных улицах, виделись веселые парки с аттракционами, грезилась шумная студенческая жизнь. В то время мы заканчивали школу и мечтали об институте. Лида поступила сразу, а я только после армии. А потом в городе, гуляя по ночным улицам, я с грустью вспоминал эти деревенские вечера, вспоминал Лиду, дядю Саньку Тумана, колхозного объездчика, вспоминал его с чувством неизгладимой вины перед ним. Одинокий человек, молчаливый со взрослыми, дядя Санька больше всего любил детей и, наверно, еще широкие наши поля. Теперь–то я понимаю, почему он любил нас, ребятишек. С нами он чувствовал себя спокойно, забывая о том, что он калека, одноглазый И одноногий, забывал о своей печальной судьбе, не ловил жалостливые взгляды, и не тянуло его к стакану. Думаю, что не только у меня останется о нем светлая память на всю жизнь… И такого–то человека в ранней неразумной юности я заставил страдать!
Я спустился с моста, чтобы посмотреть, что делает Сашок. Он сидел на корточках на берегу и наблюдал за серыми спинками рыбок, мелькавших между камнями. Сашок бросил им дождевого червяка. Но рыбки спокойно плавали, не обращая на червяка внимания.
— Идем дальше, — сказал я.
Мы продирались сквозь кусты по едва заметной тропинке. Здесь в детстве мы часто играли.
— Сашок, а вы играете здесь, у моста?
— Играем.
— А во что вы играете?
— В «войну» играем. В «шпионы». И на саблях… Васька Мартасов у нас самый сильный! Его никто не берет, а я на саблях его два раза победил. Прямо вот так ему — раз! — в живот!
Сашок показал, как он победил Ваську Мартасова.
— А ты меня на саблях еще лучше сражаться научишь, а? — спросил Сашок. — Ты ведь хорошо сражался!
— Конечно, научу, — согласился я. — Сейчас найдем хорошее дерево, срежем сабли. И я тебя научу!
Мы вышли из кустов на пыльную тропинку. Сашок зашлепал по ней впереди меня босыми ногами. Я позавидовал ему и хотел скинуть туфли, но решил, что в руках они будут только мешать, да и отвык я ходить босиком. Сашок вдруг ойкнул и подпрыгнул на одной ноге.
— Укололся? — спросил я.
— Не–ет! Божья коровка! Чуть не наступил.
Он поймал на тропинке желтую букашку с черными крапинками на спине, похожую на половину горошины, посадил на ладонь и певуче забормотал: