— Машка, Машка, лети в небо…
Божья коровка заскользила по ладони, забралась на самый кончик среднего пальца, расставила крылышки и полетела. Мы следили за ней, пока она не растворилась в воздухе. Потом пошли дальше. На другом берегу реки за кустами я увидел рессорную телегу колхозного объездчика. До нас донеслись голоса. Сашок, услышав их, насторожился и, не сказав мне ничего, побежал напрямик через кусты. Я, раздвигая ветви, долез за ним. Разговаривали дети и мужчина.
— Дядь Сань, правда, у меня кнут будет, как у дяди Васьки–пастуха? — спрашивал тонкий детский голосок.
— Не-е! У тебя лучше! У дяди Васьки круглый, а у тебя, вишь, трехгранный, как штык. Привяжешь волосянку от мерина, как хлопнешь, стекла в окне полопаются!
Вдруг от них донесся взволнованный крик мальчика:
— Дядь Сань, смотри! Смотри! Потянуло!
— Карп! — крикнул другой мальчик.
— He-а. Это пескарик, — спокойно сказал мужчина. — Дерни–ка, Васек!
Я вышел из–за кустов и увидел на берегу озерка дядю Саньку Тумана и трех ребятишек. Дядя Санька сидел, опустив вниз к воде свою деревянную ногу, похожую на перевернутую бутылку. Рядом с ним в траве лежал костыль. Мальчишки стояли около самой воды и с напряжением смотрели на поплавок. Один из них двумя руками держал удилище. Вдруг он резко дернул его вверх, и над головами ребятишек мелькнул крошечный пескарик величиной с мизинец. Он запрыгал, затрепыхался в траве у меня под ногами. Сашок подбежал и быстро поймал его.
— A-а! Виктор Иваныч приехал!
Туман блеснул в мою сторону единственным глазом и заулыбался. Шрам на левой щеке у него обозначился резче. Шрам тянулся по всей щеке и глубокой бороздой скрывался под повязкой, закрывающей выбитый глаз. Туман протянул мне серую, всю в черных морщинах руку. Она была шершавая, твердая. Мне отчего–то стало стыдно за свою холеную руку.
— Какой же я Виктор Иваныч, — смущенно сказал я.
— Не-е. Ты уже Виктор Иваныч! Это я как был дядей Санькой Туманом, так и остался…
Я сел рядом на траву.
— Ты в отпуск? Иль просто так, мать проведать?
— Просто так. На два денька.
— Мало чей–та?
— Я бы и месяц пожил, да нельзя!
— Скучаешь, значит, по родным местам… — задумчиво произнес дядя Санька, потом, помолчав, добавил: — А с Таней как живете, вместе аль врозь, по общежитиям?
— На квартире. Во флигеле живем!
— Правильно! Вместе оно лучше, а то сейчас многие так живут, она в одном месте, он в другом… С деньжатами только, видать, трудновато.
— Крутимся. Вагоны разгружаю… Ничего, немного осталось!
На коленях у дяди Саньки лежали три сыромятных ремня, из них он плел кнут кому–то из ребятишек.