— Где?
— Где хочешь? В парке давай…
— У входа! В три часа дня… Ждать не буду! — быстро проговорила Анюта, не глядя на парня, подхватила сумку и с бьющимся сердцем направилась в здание вокзала, вышла в противоположную дверь, спустилась по ступеням и через площадь двинулась к троллейбусной остановке, думая: «Что я сделала! Что я сделала!»
«Я могу и не прийти, — подумала она в троллейбусе. — Завтра решу!»
Но пришла…
С каждым днем поляна на берегу озера преображалась, теряла свой вековой вид. Следы трелевщика исполосовали ее вдоль и поперек. Начала расти первая палатка. Она неожиданно для Павлушина оказалась вместительной, громадной, чуть ли не с барак величиной. Андрей представлял ее большой, но не такой громоздкой, поэтому думал, что установят быстро, не понимал, когда бригадир говорил, что с палатками им придется повозиться.
Ломакин, зная, что Матцев с Павлушиным дружны, поставил их на валку леса для взлетной площадки вертолета. Бревен для нее нужно было много, в три наката. Пилили деревья, таскали бревна трелевщиком и сооружали площадку несколько дней. В эти дни рядом с Матцевым Павлушин стал чувствовать себя неспокойно, стал нервничать. Раздражало то, что Владик открыто ухаживает за Анютой, раздражали шутки Матцева, но девушке они нравились, она отвечала на них смехом. Когда Анюте требовалась помощь: дров наколоть или воды принести из речки, она звала Матцева.
— Давай я принесу, — отзывался иногда Андрей.
— Неси, — подавала она ведро.
«Владику дает ведро по–иному, душевней, как близкому человеку! — хмуро думал Павлушин, шагая к реке по тропинке. — Неужели она такая наивная? Разве трудно вычислить, чем это кончится? Разве не видит, как он с Наташей обошелся? Красавец!»
Вечера Владик проводил с Анютой за брезентом. Андрей, чтоб не подслушивать, крутил ручки Сашкиного транзистора или подсаживался к шахматистам, забивал на высадку, но обычно в первой же партии его самого высаживали. Чаще всего это делал Звягин. Андрей у него ни разу не выиграл… И по ночам Павлушин стал просыпаться. Проснется от какого–либо шороха и начинает прислушиваться, не Матцев ли это крадется к Анюте или, может быть, он уже у нее. Андрей сам понимал, как нелепы и смешны его страхи, но ничего поделать с собою не мог. По утрам он неприязненно окидывал взглядом ладную фигуру Матцева, занимающегося гимнастикой…
Валили они лес по очереди. Один пилит, а другой «вилкой», длинным шестом с насаженным на конец стальным двузубцем, толкает дерево, направляет, чтобы ложились они рядышком. Так проще цеплять тросом к трелевщику. В первые дни чаще пилил Матцев. Получалось у него ловко, легко. Даже звук мотора пилы не менялся. Мотор работал ровно, спокойно, попыхивал дымком, словно крутил цепь вхолостую. А у Андрея то сердито фыркал, то недовольно выл, то захлебывался, переставая крутить цепь. Андрей, толкая дерево, внимательно следил за пилой в руках Матцева, старался понять, почему она не капризничает. Потом и он научился по звуку мотора определять, когда нужно прижать к стволу, когда шевельнуть ею, освобождая от излишней нагрузки.