Паркет был дубовый. Положен он еще в двадцатых годах, когда строился этот дом. Много лет пол натирали мастикой темно–вишневого цвета. Она въелась в паркет так глубоко, что, сколько раз ни проходил Колунков машиной по полу, все равно он оставался красноватого цвета. Дышать в противогазе тяжело, да еще запах лака. Недавно в противогазе покрывали полы лаком, и едкий запах остался в нем надолго… То ли от грустных воспоминаний, которые беспорядочно проходили перед ним, наплывая одно на другое, то ли от того, что противогаз был мал и давил на голову, то ли от запаха лака, то ли от резкого и монотонного гуда машины в голове Колункова скоро стало тяжелеть и начала возникать глухая боль. Но он все водил и водил машину по паркету, держась за ее мягкие резиновые ручки, а перед глазами вставало то первое знакомство с Леночкой, когда он приехал в Тамбов в командировку и зашел в универмаг посмотреть, нет ли подходящих для жены туфель, то неожиданная встреча с ней на городском пляже, с которой и началось. В то время он был беспечен, весел, говорлив, любил и умел нравиться девушкам. К концу пляжного дня Олегу и Леночке стало казаться, что они знают друг друга вечность, а то, что они познакомились только сейчас, лишь досадное недоразумение в их жизни. Потом они были у каких–то знакомых Леночки на какой–то вечеринке. Леночка любила вечера с застольями, любила потанцевать. Ах, как она танцевала! Гибкая, тоненькая, хрупкая: во время танца от нее нельзя было глаз отвести! Что там перед ней Василиса? Даже сравнивать неудобно! Жизнь с такой женщиной, как Лена, сплошной праздник, казалось ему тогда.
Дни командировки после знакомства с ней превратились в один день: яркий, красочный, расписной! Это был то ли сон, то ли бред! И казалось тогда, что так будет всю жизнь, всегда, что это и есть настоящая жизнь. Потом был скорый развод с Василисой, смущение и стыд при встречах с соседями и знакомыми, тоска при виде Дениски и слезы, слезы Василисы…
Машина стала плохо снимать слой мастики с паркета, видимо, сработалась шкурка. Олег выключил ее и откинул крышку барабана. Так и есть! Нужно менять шкурку. Колунков стянул с головы противогаз, вытер вспотевший лоб, решил отдохнуть и вышел на лестничную клетку, чтобы не дышать в комнате поднятой пылью. Платок из марли был еще на его голове. Маша Резникова, красившая дверь соседней квартиры коричневой краской, увидела его, засмеялась и сказала:
— Ты сейчас как басмач!
— Нет, я Марья Ванна, — засмеялся и Олег. Он взялся за уголки платка–марли и затянул их под подбородком, кокетливо повел глазами, поджав губы.