Вжих!
Было больно. Но Джеффри вдруг ощутил, что его переполняет… что? Это было удивительное чувство — чувство, что он может всё исправить. И он сказал себе: «Я сделаю это. Я смогу. Уверен, что смогу!» Он выпрямился во весь рост и высвободился из хватки братьев.
— Я должен поблагодарить вас, отец, — произнёс он с достоинством и решимостью, которых никто от него не ждал. — Сегодня я постиг важный урок. Но я не позволю вам ударить меня снова. Никогда. Больше вы меня не увидите, если только не изменитесь. Вы поняли меня? — продолжал он очень официальным тоном.
Гарри и Хью уставились на Джеффри почти что с ужасом и стали ждать взрыва. А прочие охотники, которые прежде расступились, чтобы дать лорду Вертлюгу возможность разобраться с сыном, перестали притворяться, будто не смотрят на них. Устоявшийся мир охоты пошатнулся, воздух заледенел и, казалось, замер в ожидании.
В звенящей тишине Джеффри отвёл свою лошадь в конюшню, оставив лорда стоять посреди двора, будто каменное изваяние.
Джеффри дал лошади сена, расседлал её и снял с неё уздечку. Когда он чистил коня, подошёл Мактавиш и сказал:
— Вы молодец, юный Джеффри. — А потом с неожиданной прямотой тихо добавил: — Вы сумели постоять за себя, это уж как пить дать. Правильно. Не давайте старому ублюдку измываться над вами.
— За такие слова мой отец может тебя выгнать, — предостерёг Джеффри. — А тебе ведь здесь нравится, верно?
— Ну, тут вы правы, староват я, пожалуй, чтоб заново начинать, — согласился Мактавиш. — Но вы постояли за себя, и никто не мог бы постоять лучше, помяните моё слово. Наверное, теперь вы нас покинете, юный господин?
— К сожалению, да, — признал Джеффри. — Но спасибо тебе, Мактавиш. Надеюсь, мой отец не накажет тебя уже за то, что ты со мной сейчас говоришь.
И тогда самый старый младший конюх в мире сказал:
— Он не выгонит меня отсюда, нет, нипочём не выгонит, покуда от меня какой-никакой толк имеется. Да и вообще, за столько-то лет я уж его изучил. Он ведь что твой вулкан, точь-в-точь. Плюёт огнём куда ни попадя, взрывается, и раскалённые камни летают так, что спасайся кто может, но рано или поздно утихомирится. Кто поумней, просто держится подальше до поры, чтоб на глаза не попадаться. Вы были очень добры и любезны со мной, господин Джеффри. Думаю, вы в матушку свою пошли. Прекрасная женщина, золотое сердце, и так помогла мне, когда моя Молли-то умирала. Я помню. И вас я тоже запомню.
— Спасибо, — сказал Джеффри. — Я тоже буду помнить тебя.
Мактавиш раскурил гигантских размеров трубку, и по конюшне поплыл дым.