– Ма-ри-на, – всхлипнула Саша.
– Откройте, сучки! – взревел тот, что вещал про принцев, и за этим последовал новый удар. Один саморез, на котором держалась щеколда, вылетел.
Саша заплакала, буквально прилипнув к сестре.
Марина с огромным трудом отцепила ее. Если они будут сидеть вместе, их будет легче победить. Нужно не дать… не дать этим гадам зайти внутрь…
Она поднялась с матраса и на негнущихся ногах двинулась к двери. Руки она держала за спиной, в одной из них девочка судорожно сжимала гвоздь, их единственное оружие.
– Йо-хоу! – прогорланил кто-то, и третий удар, хрустнув, вышиб дверь, которая с сухим треском распахнулась настежь, будто разорванный рот.
Две призрачно-зыбкие тени, пошатываясь, медленно вошли в крохотное помещение, и Марина сразу ощутила исходивший от них запах пота и алкоголя. Пахло еще чем-то, и лишь спустя мгновение мозг девочки, словно принтер, выдал лист с одним-единственным словом:
Кровь.
Перекошенные от злобы, небритые физиономии этих двоих были перепачканы кровью, словно они только что пили ее стаканами.
А еще девочка уловила бешенство. Осязаемо-неистовое, тупое, остервенелое бешенство из-за того, что этим двоим попытались помешать зайти внутрь, оно буквально сочилось липким гноем из пор несвежей кожи пьяных мужчин, отравляя своим ядом все живое вокруг.
– Ты че, курва? – цедя слова, словно горячий воск, спросил Сапог. Спотыкаясь, он пошел прямо к Марине, вытянув руку с растопыренными пальцами, как если бы хотел взять девочку всю целиком, будто яблоко.
– Сюда. Сюда, я сказал! – гаркнул он, неуклюже пытаясь схватить ее за волосы.
Марина, бледная как мел, пригнула голову, уклоняясь от грязных пальцев. Подавшись вперед, она резко ткнула куда-то гвоздем, попав во что-то мягкое.
Уголовник взвыл от боли, отступив. Подняв левую руку на свет, льющийся от тусклой лампочки, он с изумлением таращился на красное пятнышко, расползающееся на старом свитере. Затем его взгляд переместился на подрагивающую худенькую руку девочки, которая все еще сжимала гвоздь.
– Сука, – хрипло выругался Сапог. – На кого культю подняла?!
– Она кусается, – хихикнул Леха. – Дикая кошечка!
Он развернулся к Саше. Выпучил глаза и, растянув указательными пальцами кончики рта, Леха вывалил наружу влажный язык, покрытый мутно-рыжеватым налетом.
Плач Саши перешел в истошный крик.
– Нет, – замотала головой Марина, но крепкая рука Сапога схватила ее за капюшон, рванув к себе. Гвоздь выпал из пальцев, и Марина вскрикнула. Сапог ухмыльнулся, стиснув ее плечо, и глаза девочки наполнились слезами. Даже через пуховик узловато-мозолистые пальцы с такой силой сдавливали кости и плоть, что она едва не теряла сознание от рвущей боли.