Проползая мимо крошечного окошка, Керосин сорвал ветхую шторку, приблизившись вплотную к тахте. Сапог дрых с открытым ртом, из уголка рта, поблескивая, тянулась ленточка слюны, расползаясь темным пятном на тахте. Одна рука спускалась на пол, касаясь кончиками грязных ногтей пола.
– Я тебя просил, сучий выблядок, – прошипел наркоман, накидывая тряпку на лицо Сапога. – Просил по-хорошему, а ты ржал надо мной, гандон.
Он резко ткнул шилом в бок бывшего зэка, затем еще раз. Тело Сапога изогнулось дугой и он, барахтаясь, сел, сорвав тряпку с лица и очумело вертя головой по сторонам:
– А? Что?!
Опухшие, налитые кровью глаза с животной яростью сфокусировались на Керосине, который напружинился, вот-вот готовый прыгнуть на уголовника и вцепиться ему в глотку обломками зубов.
Очевидно, Сапог почувствовал боль, поскольку его взгляд опустился на свитер, где медленно расплывались два красных пятнышка, сливаясь между собой.
Со второго этажа начала бесшумно спускаться Марина.
– Как ты выбрался, урод?! – хрипло заорал Сапог. Он спустил ноги с тахты, и Керосин, словно только и ожидая этого, вонзил острое жало инструмента в ступню уголовника. Глаза Сапога округлились, челюсть отвисла. Размахнувшись, он двинул Керосину в челюсть, тот неуклюже опрокинулся, словно пыльный манекен, оставленный после переезда магазина за ненадобностью.
Марина молча смотрела на потасовку, понимая, что попытка вмешаться в озверелую драку может стать для нее фатальной.
А еще в мозгу девочки сухо щелкнуло:
«Саша».
Да, Сашок, ее младшая сестренка. Ее здесь нет. Значит, она в гараже!
Тем временем Сапог, отчаянно ругаясь и хватаясь за раненый, стреляющий болью бок, слез с тахты. Керосин, ворочаясь, поднялся на карачки, нащупав пальцами оброненное шило. И хотя все его тело нещадно ломило и скручивало, как мокрую простыню при выжимке, он был готов к бою. Вероятно, последнему в его никчемной жизни. Дополнительных сил ему придавала ослепляюще-неистовая злоба к уголовнику, отказавшему ему в помощи. Теперь Керосину было плевать на все, и единственное, чего он страстно желал, – убить Сапога. Уничтожить, растоптать, растереть и размазать по полу, сровняв с дерьмом, вогнать ему в глотку шило и вертеть им, пока острое жало не доберется до желудка, выколоть глаза и вырвать их вместе с нервами, напихав в кровоточащие дыры дымящиеся угли из печки, вспороть брюхо и нагадить внутрь…
Морщась и подволакивая раненую ногу, Сапог проковылял к наркоману.
– Ты сам напросился, – с трудом ворочая языком, проговорил он, но прежде чем занес ногу для удара, Керосин вогнал ему шило в колено. Заревев от боли, уголовник с силой ударил его по ушам, и перед глазами Керосина вспыхнула ослепительная радуга. Моргая, он пригнулся, вяло замахнувшись для очередного выпада, но Сапог повалил его на пол и, наступив ногой на запястье наркомана, вырвал окровавленное шило.