— Мне Юлька сказал.
— Вот как?
— А почему вы удивились?
— Потому что всегда считал его маминым сынком. Но я хотел не об этом…
— А о чем?
— Где вы будете жить? Это очень серьезно, потому что с нами нельзя, а у вас, как я слышал…
— Мы снимем.
— Ерунда!
— Почему ерунда?
— Потому что ерунда. Я действительно хочу, чтоб вы жили вместе. Поэтому нужно искать другой выход.
— Вы так сказали, как будто кто-то не хочет, чтоб мы жили вместе.
— Но я хочу, чтобы он ушел от нас.
— Вы его не любите, что ли?
— Нет. Люблю. И потому, чем быстрей он уйдет из дома, тем лучше. Как вы смотрите на кооператив? А там разменяем.
— А у нас нет денег.
— У меня есть деньги. Но только с условием: Юлиан не должен об этом знать. Просто вы их достали — и все.
— Он не возьмет. Вы его не знаете, если так говорите.
— Да, я не подумал. Но можно придумать. Выигрыш по лотерее или еще что-нибудь…
— Я не могу так загадывать. Я еще сама ничего не знаю, я не уверена…
— Вы что, так сильно его любите?
— Да.
— Не надо так сильно, ради бога.
— Я знаю, но не могу иначе…
— Ну-ну, возьмите себя в руки, не надо плакать. И, пожалуйста, ешьте… Вот коньячок… Совсем немножко — и будет легче. Все будет хорошо, ведь вы умная девушка. Почему вы не едите?
— Не могу.
— И давно?
— Да. Давно. Я знаю, вы думаете, что мы маленькие, что мы еще не можем сами, ничего не понимаем.
— Ну, моя милая, кому же понимать, как не вам… Я очень даже верю вам. С чего это вы взяли, что вы дети?
— Мои думают, что я ребенок. Я все равно буду учиться, вот отработаю еще год и тогда буду поступать. Я буду журналисткой.
— Эк вас! — рассмеялся он.
— Обязательно буду. Мое сочинение напечатали в «Комсомольской правде». Мне потом пришло четыреста писем. Целая шахта из Донецка прислала мне письмо, рота солдат из Мурманска, и еще всякие отдельные армяне пишут…
— И что же они вам пишут?
— Просят выслать фотографию…
— Да вы завидная невеста, чего ж расстраиваться?
— Вы смеетесь надо мной, да? Я кажусь вам дурой? Но я буду учиться! У меня хорошая память. Я разумем трохэ по-польски. Еден, два, чы, чтэры…
Меня несло. Остановиться я не могла. А он улыбался совсем Юлькиной улыбкой, изо всех сил стараясь, наверное, чтоб я не думала, что эта улыбка может иметь какой-то оскорбительный для меня смысл.
— А если б этот прохиндей был китайцем, вы бы выучили китайский?
— Наверное.
— А моя жена таблицы умножения ради меня не выучила. Так и не знает, сколько будет девятью девять…
Мы засмеялись, но он вдруг резко оборвал смех.
— Скажите, а вам некуда от него сбежать на несколько дней?
— Зачем?
— Черт, он на удивление вздорный, я просто боюсь, что вы его слишком любите…