— Это он что?
— Ну пишет… Пишет… Своей рукой пишет. У евреев есть такое — сильно любят писать. Мойсея знаешь?
— Мойсея не знаю.
— Шоб ты знала, Мойсей писал на каменюке буквы с словами. Бог говорил, а Мойсей писал. Евреям понравилось. Шоб ты знала, я лобзиком тоже умею. А щас Вениамин пишет.
— И про что ж он такое важное пишет? Донесения про что в уборных у соседей делается?
— Опять ты дурная! Этот вроде Мойсея, только пишет не от Бога, а чтоб Бог узнал. Оно ж поставлено евреям писать каждому свое. Я решил, шо фашист с евреев за это и спросил. Так и сказал: каждому свое, и спросил. А Вениамин сидит и пишет — 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9. Потом опять цифры — и подряд, и по-всякому. А там не зайчик гулять идет, а евреи обозначаются. Вениамин же всех имен-фамилий не знает, и никто не знает, так он пишет по силе возможностей. Значит, ставит цифру, а потом складывает, сколько вместе, — на отдельной бумажке. Мы прикинули на глаз, требуется написать большие тысячи. Пока так. А там — посмотрим. Получается еврейская бухгалтерия. Столько по цифрам евреев поубивали со света — получи́те и распишитеся.
— Это чтоб Бог за это все расписался?
— Точно. За это — шоб Бог. Своей личной рукой.
Тут я увидела, что Яков сильно дергает двумя глазами. Глазами дергнет, а потом головой дергнет тоже. Потом глазом, потом головой, аж шапка подскакует.
Я сказала:
— Яков, вы сильно волнуетесь. Давайте я вам полотенце водой намочу, вы до головы приложите…
Яков сказал, что не надо, что он сейчас голову с глазами заколы́сает и все будет хорошо и прекрасно, что Якова так научил доктор.
Яков обхватил свою голову двумя руками с заходом на глаза и начал заколысывать там все.
— Ааа, ааа, коты два, сири-бури обы-два…
Я думала, что Яков скоро, а он не скоро.
Я считала про себя до сто, потом до пятьсот. Потом уже не считала.
Потом я сказала, что пойду спать, и пошла.
Я проснулась как была — в юбке и кофте. Конечно, я и не намечала, что Яков с меня снимет.
Якова уже не было, еды тоже ничего не было.
Я шла на работу и думала про Якова. Яков получался больной человек, которого надо было лечить и лечить. Я решила делать так, чтоб не разозлить Якова, чтоб не довести черт-те куда. Потом я подумала, что Яков же уже в самом черт-те куда и есть. По правде, я туда ни за что не хотела.
А когда я подумала про куда мне не хотелось, подумалось и про такое.
И так все начало сплетаться…
С одного боку — Фрося, с другого — Яков. Точно ж — Яков с другого боку по сравнению с Фросей. Эти двое полудурков плетут и плетут. И ясно же, что плетут с чужого голоса. Потому что человек сам от себя такое не придумает. А направляют Якова с Фросей органы. Это ж ясно как день.