Лапа надавила сильнее. Застрявшее в горле сердце мешало дышать. Кажется, идее директора не суждено воплотиться в жизнь. Я не кошка, я рагра, у меня нет девяти жизней, чтобы восьмую прожить профессором неестествознания. Эта жизнь была единственной, и я уже готовилась с ней расстаться.
По телу прошла волна жара, приведя за собой холодные, больно жалящие мурашки. Один из котов, что поменьше и понаглее, с исследовательским интересом обнюхал мою голову, пытаясь залезть холодным влажным носом в ухо. Прижав уши, я слабо трепыхнулась. Не от того, что надеялась сбежать, просто кости выкручивало из суставов и от боли хотелось выть.
Это был уже не страх или предчувствие скорой смерти. Это было что-то другое. Неестественное. Страшное, но волшебное. Взрывоопасная смесь.
Очередной спазм заставил мелко затрястись. Вдавливавшая в землю лапа исчезла, меня покатали по земле, следя за тем, как я продолжаю дергаться и уже даже начинаю хрипеть. Сердце, легкие и, кажется, даже желудок сцепились между собой, кто-то кого-то рвал – я чувствовала вкус крови на языке.
Илли оказалась спасением. Пернатым спасением с острыми когтями. Я никогда не видела, чтобы одна сова могла прогнать двух полных сил илистых котов. Не видела раньше, не смогла увидеть и сейчас, глаза застилал кровавый туман. Я лишь услышала яростный клекот, так непохожий на совиный, отчетливо различила тонкий жалобный визг и треск ломаемых веток. Последовавший вслед за этим шорох крыльев казался почти умиротворяющим.
Попыталась шевельнуться. Позвоночник распадался на части. Кажется, я поспешила с выводами, никакого умиротворения мне не светило.
– С-с-с-с ума сошла? Прекрати немедленно! – Меня несильно хлопнули по спине крылом. – Нашла время превращаться!
– У-у-у, – глухо провыла в ответ. Говорить я была не способна. Язык разбух и не слушался.
– Возьми себя в лапы! Соберись!
Илли скакала вокруг, ругалась, уговаривала, просила, требовала и угрожала. И чем дольше это продолжалось, тем легче мне становилось. Боль уходила. Понадобилось минут десять, чтобы прийти в себя и осознать, что лежу я на холодной земле, еловые иголки искололи все пузо, а сырой воздух заставляет мелко дрожать.
– Ма-а-амочка моя пуши-и-истая… – просипела я, не чувствуя в себе сил подняться на лапы.
– Пришла в себя, – проворчала сова, – наконец-то.
– А что… это… было?
– А это я оказалась права, – самодовольно сообщила она, – ты еще не можешь превращаться.
– А…
– Хотя только что чуть не превратилась. В лесу, среди хищников. Ты хотя бы думала, что творишь?
– Я не хотела… оно само. – Вместе с облегчением пришел и холод. – Хазяин?..