Гандрий Шадовиц, потомственный колдун, взял за руку ту, что видела Грааль.
— Не смешно, Ингрид. Но у всякой притчи должна быть мораль. Для начала подумай, Кто именно тебя спас? Чей Зеленый Венец укрыл тебя, ученица? И главное — ради чего? А потом представь, что в твоих пальцах — мякиш из пумперникеля.
6
…Она все-таки сумела вынырнуть к воздуху и свету. Попыталась вдохнуть. Раз, другой… Тщетно — широко открытый рот глотал пустоту. Не было сил даже для того, чтобы застонать. Она прижалась лицом к влажной от пота простыне, открыла глаза, ничего и никого не видя, еще раз попробовала поймать малый клочок воздуха…
Рука мужчины легла на плечи — и все вернулось: воздух, свет, его лицо, зеркало на стене — и те, что в зеркале. Анна отвернулась, нащупав простыню, и нырнула под темный непроницаемый свод.
«Не привыкла еще, — подумала. — Прости!»
Его губы нашли и там, скользнули по лицу, по шее, ниже. Анна, вздрогнув, резко отстранилась и попыталась сказать вслух:
— Мы же работать собрались!
Выговорились только первые два слова, но heer kapitein оказался чуток.
— Понял. Глаза закрываю. Когда умоешься и оденешься, дашь сигнал — три синих свистка.
Перед тем, как завернуться в простыню и соскользнуть с кровати, Анна Фогель не удержалась и поцеловала своего мужчину еще раз — за то, что вернул ей мир.
* * *
— А репетировать мы будем? — не без тайной надежды поинтересовался Марек, прихлебывая из глиняной кружки наскоро заваренный чай. — Или, может, завтра?
Мухоловка, последовав его примеру, пробежалась пальцами по столу, словно по клавишам. Тук-тук-тук! Раз-два-три!..
— Еще как! Иначе уволю тебя, а потом уволят меня саму. Ты продашь рамы на дрова и купишь «Прекрасную Катрин»[79], а за обезьянку сойду и я.
Чай пили за столом в большой комнате-каюте, встрепанные, с влажными, как и брошенные на кровати простыни, волосами. В окошках-иллюминаторах — ясный день, и Анна мысленно поблагодарила колокольчик за молчание.
— А тебя-то кто уволит?
Секретный агент Мухоловка задумалась.
— Ну… Вероятно, глава нашего Европейского бюро Александр Пахта. Настоящий полковник — строг, зато несправедлив. Заставит ползать по-пластунски от забора до обеда, а потом отчислит со службы с занесением выговора на надгробие. Всю полировку испортит!
Марек рассмеялся.
— Это будет обидно! Надгробие — какое оно? Из белого мрамора?
Кружка в руке превратилась в кусок льда, в глаза плеснул отсвет Серебряной дороги. И только через долгую-долгую секунду она сообразила: Марек ничего не знает, совсем ничего!
Поправила прядь на лбу, скрывавшую шрам, выдохнула и только тогда улыбнулась. Шутить так шутить!