«А еще ей очень-очень плохо, и я не знаю, как помочь».
Анна Фогель прикрыла веки, впуская в душу тьму. Только что она убила Квентина, через несколько минут умрет сама. Тебе нужна твоя ящерица, heer kapitein?
Нащупала расстегнутую кобуру, выдохнула, открыла глаза.
Н-нет!
Мухоловка разодрала холодеющие губы:
— Крабат, с этой минуты ты командир, действуй. Раненого оставь здесь. Девчонку переодень, спрячь, а потом отпусти. Все! Меня больше нет, ясно?
Сорвала голос, и уже ни о чем не думая, шагнула к ближайшим деревьям. Второй шаг сделать не успела. Зуммер! Тонкий и резкий, словно комариный писк.
— Не уходите! — Синеглазая, нажав на одну из кнопок странного прибора, махнула рукой. — Сюда, все сюда! Все, кто хочет жить! Скорее!..
Анна бы пошла дальше, к близкой Смерти, но Марек не позволил.
* * *
Секция «С», восемь минус два: пехотный лейтенант и молодой рыжий парень, фамилию которого Анна не запомнила. Плюс один — синеглазая с царапиной на щеке. Семеро. Умирающему капитану — не судьба.
— Станьте плотнее, я — в центре! Мы должны все попасть под защитный купол…
Мухоловку поставили рядом с пленной, плечом к плечу. Она не спорила — все равно. Смотрела на близкое шоссе, на горящие машины, на трупы, на светлое платье Маргариты фон Дервиз. Квентина не видела, словно кто-то, сжалившись, опустил непрозрачную завесу.
— Внимание! Никому не двигаться. Включаю!..
Мир исчез, скрывшись за густой синевой. Девушка в форме Люфтваффе застыла, держа прибор-коробок в поднятой вверх руке. Мухоловка не слишком удивилась. Марсианские ранцы, параболоиды, лучи смерти…
— Ваши ударят? Чтобы все — с концами?
Спросила негромко, но синеглазая услыхала.
— Ударят… В машине документы и опытные образцы. Нас было двое, мой товарищ погиб…
Помолчала — и выдохнула:
— Лучше бы меня! Он — ученый, а я — военный летчик, присягала фюреру. Теперь все понимаю, но поздно, поздно…
Синева колыхалась у самых глаз, дышать было трудно, а откуда-то сверху, с невидимых небес, доносился негромкий низкий гул.
— Не поздно! — отрезала Мухоловка. — Уходите от них. И пусть ваша Аргентина оставит Землю в покое! С Гитлером в любом случае разберемся, но крови будет больше.
Синеглазая промолчала, но ответ все же пришел. Земля содрогнулась — раз, другой, третий. Купол, неслышно колыхнувшись, поменял свет на молочно-белый. Полыхнуло жаром, воздух загустел, став вязким и горьким… Секунды тянулись, цепляясь одна за другую, молоко вновь подернулось синью…
— Все!..
Девушка в серо-голубой шинели опустила руку. Мир вернулся, но уже совсем другой, черный, обугленный, подернутый едким чадом. Ни шоссе, ни машин, ни дальнего леса. А вместо неба — тяжелый литой металл. На картинке в альбоме Небесный Монсальват казался не слишком большим, с облако. Нет! От горизонта — до горизонта, ровной недвижной плитой. Что на ней, не разглядеть — из-за дыма, клубящегося над обезображенной землей.