Оживились соседи 7 ноября 1943 года, когда кто-то из них принес радостную новость — на колокольне Успенского Собора развевается красный флаг! Эта весть проникла во все квартиры так же быстро, как если бы об этом сообщили по радиоточкам.
Люди оживились, заулыбались, эта новость была одной из немногих хороших, по каким соседи соскучились. Говорили, что флаг заминирован. Румынские солдаты действительно боялись его снимать до вечера. Развеселились, под общее настроение, и мы с Ленькой, хотя и не понимали, почему.
Почему так весело стало жильцам нашего дома? Почему румыны забегали? Где находится Успенский Собор с флагом? Бабушка водила меня в церковь, но я не знал, что это и есть Успенский Собор.
После освобождения Одессы справа от центрального входа Успенского Собора была установлена памятная доска, посвященная этому событию. Одесситы думали, что они увековечили память молодых героев-подпольщиков, рисковавших своей жизнью для того, чтобы дать глоток воздуха тем, кто «был на территории, занятой врагом». Кому-то захотелось, чтобы теперь одесситы забыли о том настроении своих отцов и дедов — памятную табличку сняли… Этот флаг установил в ночь с 6 на 7 ноября комсомолец Георгий Дюбакин.
Хорошо запомнились оккупационные холодные зимы. Папа устанавливал на свое место «буржуйку», подключал к ней трубу, состыковывал ее с коленом в форточке. В подвальном помещении находился наш сарай, где было много дров, их родители собирали летом и осенью. Угля не было. Сестра и родители подбрасывали щепки в печку, а я наблюдал в окно, как румынский патруль в ярко-зеленых шинелях пританцовывал вокруг костра, рядом с бездействующей трамвайной остановкой. Двери школы открыты настежь. Оттуда другие румыны периодически выносят доски от дверей, стулья, разбитые парты. Огонь поднимается высоко и румынам весело — они танцуют и что-то поют. Чем выше огонь — тем им веселее.
Мама как-то сказала про себя: «нам бы немного угля…» Я вспомнил, где осенью видел красивый черный уголь. В конце двора находилась железная лестница, ведущая на второй этаж, а под ней кто-то соорудил сарай. Почему никто не сломал дверь, было загадкой. Под нижней ступенькой оказалась дыра, через которую выглядывал блестящий уголь.
Я одел свое ватное пальтишко, которое мама где-то приобрела для меня. Оно было куплено «на вырост», и рукава приходилось закатывать, как у мясников на Привозе после войны. Какими были обувь и шапка, теперь вспомнить не могу.
Понимал, что «иду на дело». Вышел во двор, осмотрелся. Никого нет. Подошел к лестнице, насобирал полные карманы угля и пошел к черному ходу. Я понимал, что уголь чужой, но что поделаешь…