Отпраздновали освобождение одесситы, отвеселились, как могли. Подсознательно понимали, что чуда не произойдет и довоенная жизнь скоро не вернется, но ожидали скорых перемен к лучшему. За счет чего? Продовольствие нужно фронту, колхозы разорены, город и порт в руинах…
При нас вспоминали наши родители и соседи, как было до войны. Это звучало какой-то сказкой, в которой почти бесплатно раздавали белый хлеб и бублики, неизвестные нам сыр с колбасой, и многое такое, чего мы и не видели никогда. Такими продуктами немцы и румыны нас не баловали. Когда не знаешь, о чем речь, то оно и не очень-то нужно… Но любопытство брало верх:
— Тетя Оля, а что это такое колбаса?
— Много будешь знать — скоро состаришься, — хлопала она нас по задницам.
Старости мы тогда не боялись, и сразу убегали во двор.
Оказалось, что оккупация — не самое трудное время для одесситов. Все еще впереди. Никакие предприятия их не принимали на работу по специальности, а если пойдешь работать уборщицей, то на повышение даже не рассчитывай. Так обрадовали наших мам представители Советской власти.
— Вам тут при румынах и немцах было хорошо! — с суровыми лицами объясняли им причину отказа в приеме на работу. Ожиревшие под бомбами коммунисты-кадровики, всю войну просидевшие в Ташкенте, с сознанием своей значимости, выпендривались перед унижающимися тощими женщинами. Они знали, что не имеют права нарушать секретные инструкции о приеме на работу лиц, «побывавших на территории, временно занятой врагом…» Так почему же не показать голодным, несчастным бабам свою власть?
Через несколько дней мама собралась устраиваться на работу и взяла меня с собой. Думала, видимо, что на консервном заводе, где она работала до войны, в отделе кадров примут во внимание, что у нее двое несовершеннолетних детей, и дадут ей хоть какую-то работу. Откуда ей было знать, что кадровики получили инструкции? На работу, конечно, не взяли.
Возвращаясь с консервного завода им. Ленина, прошли через парк Ильича, бывшее Первое Христианское кладбище, где наткнулись на несколько трупов «калмыков». Они были полураздеты, лежали в неестественных позах, почернели и сильно раздулись. Возможно, они были из тех, кто должен был вырезать население при отступлении немцев. Несчастные азиаты, распространявшие свою ненависть к советской власти на русских вообще.
В освобожденной Одессе работу на пищевых производствах можно было получить только по блату. В торговле тоже. Это было разрешение выжить. «Блат выше Совнаркома». Этот факт даже не скрывался.