Свои клички все пацаны воспринимали без каких-то возражений.
Ребята в основном имели хорошее зрение, и, увидев Шурика за несколько кварталов, звонко кричали, приставив рупором ладошки ко рту: «Ж-о-о-па!» На что незамедлительно звучал ответ: «А-а-а?»
* * *
Раз в квартал мама давала мне деньги и продовольственные карточки и ставила в очередь для получения порции сахара, повидла или халвы. Продукты давали с задней стороны хлебного магазина. К окошку, где взвешивали продовольствие, выстраивалась очередь, которая заполняла пространство всего двора 22-го номера по улице Жуковского.
Однажды я выстоял такую очередь в надежде получить халву. Поздно вечером, когда я оказался перед этим окошком, продавщица собирала последние крошки для стоявшей впереди меня женщины. Непроизвольно мои глаза залились слезами, и я не помню, как оказался дома.
Пришла мама с работы, узнала о происшедшем, успокоила меня и пообещала, что на другой день принесет с работы эту сладость. На заводе им. Ворошилова, в цеху, где работала мама, изготовляли кабачковую икру, но в другом здании начали производство семечковой халвы. Она выпросила у кого-то немного, спрятала на себе и пронесла через проходную.
Каким-то образом узнала об этом работница-коммунистка, еврейка. Она стала следить за мамой, которая это заметила и забежала во двор на Водопроводной. Там она выбросила халву в туалет. Коммуниста стала кричать, что «воровка выходит со двора». Мама объяснила сбежавшимся людям, что произошло, и они побили коммунистку. Позже я слыхал от евреев поговорку: «поц аид хуже фашиста».
В следующий раз, когда по карточкам давали халву, я встал заранее в очередь, выстояв которую получил на нашу семью около килограмма этого продукта. Пришел домой и всю ее съел, не думая о сестре и маме. Через несколько часов мне стало плохо.
Мама пришла с работы, стала отпаивать меня водой с марганцовкой. Из туалета я не выходил, лил воду, откуда только мог несколько часов. Несколько дней не мог ходить в школу и лет до двадцати халву есть вообще не мог. Пословица «жадность фраера губит» приобрела для меня конкретное содержание.
Хлебные карточки семьи получали ежемесячно. В магазине продавщица сначала отрезала квадратики в соответствии с числом месяца, и только потом брала рубли с копейками за взвешенный кусок черно-кукурузной массы, примерно триста грамм на малолетнего и на работающего полкило.
На нашу семью отвешивали половину кирпичика тяжелого месива. В очереди старики вспоминали довоенное время, когда можно было свободно покупать белый хлеб и бублики по пять копеек… Стоял я возле них, развесил уши, а кто-то в толчее вытянул хлебные карточки из моего кармана. Подошла моя очередь. Похлопав по карманам и побегав вдоль очереди, пошел, опустив голову, домой. Было начало месяца. Зашел в комнату. Мама приготовила похлебку и ждала с сестрой, когда я принесу хлеб. Что говорить? Посмотрел в их голодные глаза, заплакал. Родные поняли из моих несвязных слов, что произошло. Мама молча заплакала.