На территории зоопарка находился кузнечный цех, в котором работал отец недавно приехавшего из Киргизии нашего нового компаньона Изи. Там мы по-братски делили доставшееся нам продовольствие и шли рассматривать животных. Крестьяне никогда не пробовали догонять и отнимать свои продукты потому, что бросить то, что оставалось никто позволить себе не мог. Мы были не одни такие на Привозе.
Изя с отцом, работавшим кузнецом в зоопарке, и мамой жил в глубоком подвале рядом с нашим домом, в 21-м номере. Подвал располагался сразу после входа во двор, справа. Изя приглашал меня к себе в гости.
Как-то пришел с работы его отец, принес 4–5 крупных малосольных скумбрий и раздал всем по одной. Они жили очень небогато, но он с такой легкостью одарил и меня, что это мне запомнилось навсегда. Их семья в Одессе так и не прижилась, они уехали назад в Киргизию, где им, наверное, жилось до того лучше.
Вспомнилось мне первое знакомство с Изей после заселения его семьи в глубокий подвал. Его мало беспокоило, что жилье очень неважное, и увидев меня, он сразу предложил пройтись по городу. Я повел его по Ришельевской к Оперному театру. Справа была развалка, слева дом развалился позже. Обошли театр. Недалеко от лестницы, ведущей к театральному переулку, мне повезло найти красивую большую линзу. Это произошло у Изи на глазах, он такую тоже захотел, но второй не было.
Тогда он предложил покататься на перилах лестницы. Свою находку я положил возле металлической верхней тумбы и поехал. Когда поднялся, обнаружил пропажу увеличительного стекла. Я спросил нового друга-товарища: где стекло?
— Вон идут два американца — они и забрали.
Я Изе не поверил. Американские моряки за время моей «езды» не могли успеть забрать линзу даже если бы бежали. Но он настаивал, а я стекло поблизости найти не смог. Куда он так быстро успел спрятать линзу — додуматься было невозможно.
Тогда мне еще не было известно понятие «еврейская голова».
Позже он прилип к нашей компании, вместе с нами выискивал «питание» на деревьях и Привозе, но о том, куда он спрятал линзу, я у него не спрашивал. Думаю, он бы рассказал. С увеличительными стеклами мне явно не везло.
«Простите нам, что мы остались живы…»
В 1944 году в город стали приезжать одесситы из эвакуации. Вначале их было очень мало. Ощущались большие трудности с транспортом, получением разрешения на отъезд с последнего места жительства, на въезд в Одессу. Мне рассказывала тетя Маня Талалаевская, с какими мытарствами ей пришлось «пробивать» такие документы.
Стали прибывать в город и инвалиды войны с фронта, одесситы и не одесситы, которым некуда было ехать, которых никто не ждал.