Гидеон сел перед решеткой камеры, устроенной в подвале, и уставился на Нему, большая часть тела которой все еще была обожжена. Однако на ее черепе начинали появляться светлые волосы, а лицо и конечности покрывались новой кожей. К этому времени она уже могла бы полностью восстановиться, но рабский ошейник не позволял ей использовать свои божественные силы, что значительно замедлило процесс регенерации.
На Гидеоне ошейника не было, но он тоже восстанавливался очень медленно. Миновало уже два дня, однако он все еще чувствовал слабость, и, несмотря на это, решимость заставляла его двигаться вперед. Он, пусть и с большим трудом, прошел по крепости и спустился в подземелье. Воин обещал себе, что получит ответы, которые так нужны Скарлет.
— Ты не… — начал он, постаравшись произнести «не» как можно тише, надеясь, что Нема услышит только то, что он хотел ей сказать, — будешь отвечать на все вопросы, которые я стану тебе задавать. Если ты… сделаешь это, я сожгу твою новую кожу. — И эти слова не были похвальбой, Гидеон сделал бы это, причем с улыбкой на губах.
— Да, — ответила Нема. Она лежала на раскладушке, подложив руки под щеку, приоткрыла глаза, благодаря чему Гидеон увидел белки ее глаз, резко контрастировавшие с окружавшими их темными кругами. — Буду.
Воин привык к тому, что охотников приходилось пытать, чтобы вытянуть из них хотя бы крупицу информации, поэтому согласие богини все ему рассказать немного выбило его из колеи. Он-то думал, что ему придется хотя бы разок поджечь ее, чтобы заставить говорить. Подозрительность подавила решимость и разочарование. «Наверное, — подумал Гидеон, — жечь ее было бы весело».
— Почему ты (не) мучила Скарлет на протяжении всех этих лет? — спросил он.
— Какое тебе дело до этого? — Из-за того что Нема надышалась дыма, ее голос был хриплым и грубым. — Ты не ее муж.
«Но я хочу им быть, — подумал Гидеон. — И однажды стану».
— Не… — тихо начал он, — отвечай на вопрос.
Громко прокричав последние слова, он взял в руки зажигалку.
Женщина отстранилась от него и едва не захныкала.
— Мне было скучно, — выпалила она. — Я учла предпочтения своей сестры-правительницы. Почему же еще?
Гидеон знал, что Нема говорит правду, и возненавидел себя, ибо в каком-то смысле он был виноват в том, как обращались со Скарлет, не меньше, чем ее тетка. Он приходил в Тартар бесчисленное количество раз, но так и не заметил Скарлет, когда она перестала быть ребенком и превратилась в женщину. Если бы он обратил на нее внимание, то мог защитить тысячей разных способов: перевести в отдельную камеру, убить и Рею, и Нему или в крайнем случае предупредить их о том, что произойдет с ними, если они не перестанут мучить Скарлет. Но он не заметил ту прелестную женщину, которой стала Скарлет, поэтому так ничего и не предпринял.