– Надо было самому в тумбочку лезть… – и, поворачиваясь к двери, добавил уже громче: – Пойду сарай проверю. Может там ещё не всё в труху рассыпалось.
Жалобно скрипнула дверь, щёлкнул от удара высохший косяк. Рэн, посмотрев копателю вслед, невозмутимо вернулся к тумбе. Я ещё раз окинул взглядом домишко.
На глаза мне попался посох, прислонённый к кровати. Его навершие потускнело, но всё ещё могло похвастаться изяществом деталей. Мастер изрядно потрудился над изделием.
Я глянул на посох сквозь Эфир. Как и ожидалось, передо мной была не просто палка, а артефакт, напоённый неспокойной энергией. Некроманты частенько так делали – наделяли свои посохи магическими свойствами, чтобы те служили не только для замера глубины луж. Разумеется, слуги Смерти делали это так, чтобы пользоваться зачарованием мог только сам хозяин. То есть я понимал, что к посоху может быть прикреплена какая-нибудь неявная магическая ловушка.
Осторожно прощупал артефакт – ни намёка на ловушку. Ни намёка даже на хоть какую-то активность. Может, некромант обезвредил посох, чтобы случайно не навредить эльфийке?
«А что, пригодится, – подумал я. – Палка, вроде, крепкая».
И схватился за артефакт, чтобы рассмотреть поближе.
Клянусь, столь глупых ошибок я больше в жизни не совершал.
Череп на навершии вдруг ожил и издал длинный пронзительный вопль. Энергия посоха вырвалась наружу, хлестнула во все стороны – пол заходил ходуном, жалобно задребезжали стёкла. Скелет некроманта резко сел на постели, его пальцы впились фалангами в моё и без того онемевшее предплечье, а в голове у меня прохрустел сухой, безразличный голос:
– Это ты зря.
Пространство затрещало, скомкалось и унеслось прочь, растущая чужая мощь выдернула меня из солнечного мира и швырнула в тёмный, пронизанный тленом слой Эфира, заключив в сложную энергетическую клетку. Краски побледнели, смазались – вместо стен уютного домика вокруг раскинулись серо-чёрные барханы, которые не должны были и не могли существовать в энергетическом пространстве. Так глубоко в Эфир я не заглядывал даже в самых смелых своих исследованиях – потому что боялся взгляда Бездны.
Меня скрутили, обездвижили и заставили смотреть, как из праха, что заменял здесь землю, восстаёт призрак. Он неторопливо обтекал свой костяной остов, словно не мог существовать отдельно, тяжёлая ухмылка не сходила с полупрозрачного лица. Некромант выпрямился, демонстративно хрустнув косточками, и вопросил:
– Что, человече, жадность обуяла?
Я с перепугу кивнул. Призрак говорил на Локуэле с южным акцентом, на новом для меня диалекте. Его черты расплывались, но в них всё же угадывался южанин средних лет, с большим носом, лысиной и глубоко посаженными глазами. Хуже всего был взгляд – подчёркнуто спокойный, словно прячущий за собой безумие.