Буквально молниеносно они оба поплыли. Маленькие их глазки сделались микроскопическими – две малюсенькие горошинки с кроваво-красным бордюром. Они все также щебетали на одной ноте: "пиии… пиии… пиииии…" и хохотали, хлопая себя по бедрам и пошатываясь на месте.
Монтань присел возле них, как бы без какой-либо причины, и начал засыпать их комплиментами. Лилипуты смеялись и угостили его травкой. Таким образом, вместо сигар к кофе мы выкурили много горькой и пахучей траки – прекрасно высушенной, очищенной и очень крепкой. Я быстро почувствовал, как напряжение спадает, и сделался более компанейским.
Пауло ловил галюники; обкурившийся Монтань, уставив глаза в потолок, с одним полушарием мозга погруженным в наркотические видения, пользовался вторым, чтобы отвечать: "ну", "точно" и "ага?", что вызывало впечатление, будто он активно участвует в беседе…
- Вот, как ученый, ты же скажешь мне, что это никакое не доказательство… Мы нашли два трупа. Не один, заметь: два! Два взрослых, и к тому же еще и старых…
- Эт'точно…
- Это означает, что это были два старых слона, которые пошли умирать. И что они умерли по дороге. По дороге на слоновье кладбище!
Наверняка я поступил неподобающе и усмехнулся, потому что Пауло тут же обратился ко мне, выставив указательный палец в обвинительном жесте.
- Да, милостивый государь! Я знаю, что говорю. В конце концов, черт подери! Ведь эти старые сволочи должны где-то умирать! Трупов никто и никогда не находил! А тут целых два! Так что, скажешь, будто пара – это еще не статистика?
Сидящие в своем углу лесные человечки начали петь. Черномазый, если он сидит, и ему нечем заняться, тут же начинает петь. Сын медленно стучал по куску дерева. Они без конца выпевали простую мелодию на два голоса, в высокой и одновременно мягкой тональности; хотя пение доходило до нас с расстояния, не превышающего пары метров, казалось, что звуки приходят издалека, из погруженных в темноту джунглей.
Монтань воспользовался невниманием Пауло, чтобы закрыть глаза и застыть со счастливой улыбкой на губах. Старик же математически доказывал мне, что я ошибаюсь, и все время подливал себе вина. Татаве заснул каменным сном на каком-то ящичке, задницей кверху и с головой на земле. Бебе же, испытывая волчий аппетит, поочередно добирался до всех объедков.
Управившись с посудой, Малышка пришла, чтобы принять участие в нашей вечеринке. Она скользнула под москитную сетку – по-праздничному одетая, переполненная прелести и детской радости. Сидя рядом, она глядела на меня, трогательно уложив голову в чаще обеих ладоней, с легкой улыбкой и выражением счастья в громадных черных глазах, которые, не отрываясь, вглядывались в мои.