Блю, встревоженная, остановилась. В земле гнездились шершни, а это место как нельзя лучше подходило для них: тихо и близко к лесу.
— Ганси! Мы же за городом! Здесь должно быть много пчел!
Он пренебрежительно махнул рукой, ему не терпелось продолжить свой рассказ.
— Проверяй землю своей палкой, и все будет в порядке.
— Палкой! Мы всю неделю слоняемся по лесам. Это же ужасно…
— Неразумно? — закончил за нее Ганси. — Дело в том, что носить с собой «ЭпиПен», в общем-то, незачем. В последний раз мне сказали, что он поможет, если укус будет только один, да и то не наверняка. В первый раз меня отправили в больницу после того, как меня ужалили, когда мне было четыре года, и с тех пор реакция становится только сильнее. Такие вот дела. Остается мириться с таким положением или жить за стеклом.
Блю подумала о карте Смерти и о том, что мать так и не истолковала ее Ганси. Вполне возможно, думала она, что карта указывает вовсе не на трагедию, ожидающую Ганси в будущем, а на всю его жизнь — на то, что он день за днем ходит бок о бок со смертью.
Блю старательно потыкала в землю палкой.
— Все в порядке, давай дальше.
Ганси облизал губы, потом выпятил их.
— М-м-м… семь лет назад мои родители устроили прием. Не помню, по какому поводу. Думаю, кто-то из отцовских друзей победил на партийных выборах.
— В… Конгресс?
То ли земля под их ногами, то ли воздух вокруг них содрогались от грома.
— Да. Впрочем, я не помню. Знаешь, бывает, что помнишь какое-то событие в общем, а всякие мелочи забываешь. Ронан говорит, что воспоминания все равно что сны. Никогда не удается вспомнить, что было до того, как ты голым оказался перед всем классом. Помню только, что прием был скучным, — мне было девять или десять лет. Маленькие черные платья, красные галстуки, еда на любой вкус, но все из креветок… Кто-то из детей затеял играть в прятки. Помню, я тогда думал, что уже слишком взрослый для того, чтобы играть в прятки, но делать было просто нечего.
Они с Блю вошли в небольшую рощицу, где деревья стояли достаточно свободно для того, чтобы между ними росла трава, а не колючие плети ежевики. Этот Ганси, Ганси-рассказчик, был совсем не таким, как остальные его ипостаси, с которыми она встречалась. Она не могла отвлечься от его рассказа.
— Было жарко, как в аду. Стояла весна, но она, по-видимому, сочла себя летом. Вирджинская весна. Ну, ты знаешь, что это такое. Иногда бывает тяжело. Во дворе не было никакой тени, зато прямо за ним начинался большой лес. Темный, весь сине-зеленый. Словно в озеро нырнуть. Я вошел туда, и началась фантастика. Через пять минут я уже не видел дома.