Черни и Велк возвращались туда полдюжины раз, снимали показания (рядом с кружком рукой Черни было проставлено шесть разных чисел), копались в земле в надежде разыскать какие-нибудь артефакты, ночами караулили возможные проявления активности сверхъестественных сил. Велк сконструировал самую сложную и чувствительную рамку — два металлических прута, согнутые под прямым углом и вставленные в трубчатые металлические ручки, чтобы они могли свободно вращаться. Они обрыскали всю местность вокруг дубравы, пытаясь точно установить местонахождение линии.
Но она оставалась прерывистой, то четко просматривалась, то вдруг исчезала, как передача далекой радиостанции. Линии нужно пробуждать, отстраивать их частоты, усиливать сигнал. Черни и Велк решили провести в дубраве ритуал. Правда, они не очень ясно представляли себе процесс. Велку удалось лишь выяснить, что линии любят взаимность и жертвы, но все это было удручающе смутно. Никакой другой информации не подворачивалось, и они продолжали осуществлять свои планы. Прошли зимние каникулы. Весенние каникулы. Заканчивался учебный год.
Позвонила мать Велка и сказала ему, что отец арестован за неэтичное ведение дел и уклонение от уплаты налогов. Выяснилось, что компания вела торговлю с военными преступниками, о чем мать знала, а Велк догадывался, и что ФБР уже несколько лет вело за ней наблюдение. В ту ночь Велк потерял все.
На следующий день газеты напечатали сообщения о катастрофическом крахе семейного состояния Велков. Обе подружки Велка сразу же бросили его. По правде говоря, вторая была, пусть формально, подружкой Черни, так что ее можно и не считать. Но все происходило крайне публично. Вирджинский плейбой, наследник состояния Велка, внезапно вылетел из жилого корпуса Эглайонби, сразу утратил все свои связи и знакомства, лишился всякой надежды на продолжение обучения в Лиге Плюща[4] и был вынужден смотреть, как его автомобиль погрузили на эвакуатор, а из его комнаты вынесли всю мебель и музыкальную аппаратуру.
Последний раз Велк смотрел на эту карту, когда стоял в своей спальне и думал о том, что у него не осталось ничего, кроме одной десятидолларовой купюры. Все его кредитные карты больше не стоили ни цента.
Черни подъехал на своем красном «мустанге». Он не стал вылезать из машины.
— Ну, что, ты превратился в «белую шваль»? — спросил он. У Черни, в общем-то, не было чувства юмора. Просто иногда ему удавалось сказать что-нибудь смешное. На этот раз Велк, стоявший среди обломков своей жизни, не засмеялся.
Теперь силовые линии не были для него игрой.