— Я уже и не помню.
Ганси стоял и ждал, когда же Ронан скажет что-нибудь еще. Ронан еще немного помахал убитой осой, и когда наконец снова заговорил, то не поднял глаз на Ганси.
— Правда, что ты уезжаешь с Парришем?
Такого вопроса Ганси совсем не ожидал. И не знал толком, что сказать, чтобы не расстроить Ронана. Лгать ему он не мог.
— Скажи сначала, что ты слышал, а я скажу, где правда, а где нет.
— Ноа сказал мне, что ты уезжаешь и Парриш едет с тобой.
Ганси уловил в его голосе нотку ревности и потому ответил холоднее, чем мог бы. Он старался не играть в любимчиков.
— А что еще Ноа должен был сказать?
Ронан с видимым усилием шагнул назад, стараясь взять себя в руки. Никто из братьев не любил демонстрировать никаких проявлений, кроме намеренных, даже если эти намерения были жестокими. Вместо ответа на вопрос он спросил:
— Ты не хочешь, чтобы я тоже поехал?
У Ганси что-то сжалось в груди.
— Я взял бы с собой всех вас.
Лунный свет превратил лицо Ронана в странный барельеф, суровый портрет, исполненный скульптором, забывшим вложить в свою работу сострадание. Ронан проделал свой «вздох курильщика», с силой вобрав воздух ноздрями и медленно выпустив его сквозь решетку зубов.
Выдержав паузу, он произнес:
— Еще одна ночь. Что-то такое…
На этих словах он осекся и ничего больше не сказал. Такие остановки у Ганси ассоциировались с тайнами и угрызениями совести. Такие остановки случаются, когда ты подвигаешь сознание признаться, но рот в конце концов предает тебя.
— Что?
Ронан пробормотал что-то невнятное. Качнул зачем-то мусорную корзину.
— Так, что за «что», Ронан?
— Все эти штучки с Лесопилкой, и гадалкой, и только что с Ноа; и мне просто кажется, что приближается что-то странное.
Ганси не удалось скрыть раздражения.
— От «странного» мне нет никакого толку. Я не знаю, что значит «странное».
— Я и сам не знаю, старина. Да, со стороны это похоже на бред. Даже и не знаю, как тебе ответить. Я имею в виду странное, как твой голос на диктофоне, — ответил Ронан. — Странное, как дочь гадалки. И все это, похоже, нарастает. Сам не понимаю, что я говорю. Я думал, что хоть ты-то мне поверишь.
— Я даже не знаю, во что ты призываешь меня поверить.
— Оно начинается, старина, — сказал Ронан.
Ганси скрестил руки на груди. Ему было хорошо видно черное крылышко мертвой осы, втиснутой среди скомканных бумажек. Он ждал от Ронана продолжения, но тот лишь сказал:
— Если я еще раз увижу, что ты разглядываешь осу, я позволю ей убить тебя. Пошло бы оно все…
Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел в свою комнату.
Ганси медленно поднял свою туфлю, которая валялась там, где бросил ее Ронан. Выпрямившись, он обнаружил, что Ноа покинул свою комнату и стоит рядом с ним. Его озабоченный взгляд перескочил с Ганси на мусорную корзину. Трупик осы скользнул на пару дюймов ниже, но его все еще можно было разглядеть.