– Ну, вообще, – неопределенно пояснила сестра. Я оглядела свою пустую, заваленную барахлом и посудой кухню.
– Она неплохо, – ответила я, про себя подумав, что, если кому и нужна помощь, так это мне. Я справлялась с обстоятельствами куда хуже.
С того дня как Файка подобрала меня, как брошенного котенка, на детской площадке, вся моя жизнь полетела под откос, как поезд, сорвавшийся с рельс. Уж бог его знает, что именно Малдер сказал Сереже в тот день, но он ушел. Я не могла поверить в это, но свершилось. Взял вещи с полки, запихнул их в большой рюкзак и оставил мою квартиру. В тот день Игорь Апрель поговорил с ним, и Сережа согласился с тем, что нам лучше будет разойтись. И не просто согласился, а взаправду исчез из квартиры. Когда я вернулась домой, там был только Игорь, укачивающий на руках мою Василису. Он сказал, что это реальность. Сережа не вернется. Я сначала даже не поверила, но его не было – день за днем. Я говорила себе – это хорошо, что он ушел, ведь именно этого и хотела, чтобы он ушел и больше не возвращался. В целом я стала говорить сама с собой.
Я каждый день невольно ждала Сережу, но он не появлялся.
Сначала я боялась того, что он передумает и вернется ко мне, и снова станет убеждать меня в том, в чем я и сама сомневалась – что не стоит разбивать наше худое суденышко, и «ради детей», и «от добра добра не ищут», и, в конце концов, «при чем тут любовь, о другом надо думать». Затем я вдруг захотела этого, стала надеяться на его возвращение просто потому, что тишина в доме сводила меня с ума. Одним вечером, когда дети уснули и в квартире было именно так невыносимо тихо, несмотря на телевизионный щебет, что я вдруг почувствовала, как страх скользким спрутом проползает ко мне в сердце, как мне становится холодно и тяжело дышать. Что, если так теперь будет всегда? Тихие вечера, холодные ночи, лишенные человеческого тепла. Мне двадцать шесть, логика говорит, что этому не бывать, что у меня будет еще миллион возможностей испортить себе жизнь и все осложнить. Но страх с логикой не дружит, он просто берет за горло и заставляет сердце стучать часто и рвано.
Однажды вечером страх стал сильнее обычного, пролез холодным спрутом под дверь. В тот вечер я выпила чуть больше, чем позволено одинокой матери двоих детей. Я употребила все, что было у меня дома, а конкретно: половину початой коробки красного полусладкого вина. Кислятина. Я не уверена, что никогда до этого не пила вот так – одна, сама с собой. Но, определенно, в тот вечер я в полной мере выполнила программу самоуничтожения, пройдя все стадии от пития в одиночку на грязной кухне до звонка бывшему. Не Сереже. Даже в состоянии полного «неадеквата» и опьянения мысль позвонить Сереже меня не посетила. Бывшим стал Капелин.