Сарыходжа не нашелся что ответить. Федор улыбнулся глазами и закончил:
– Нет, я не призываю тебя отъехать прямо сейчас! Пусть Михаил поведет своих лапотных смердов на Дмитрия, пусть покажет всем свою немощь! Выжди немного, а уж потом уезжай. Тебе на Москве всегда будут рады! Помни это, Сарыходжа-бей!!
Боярин сделал небольшую паузу, следя за игрой лицевых мышц посла. Удовлетворенный увиденным, согнулся в еще более низком поклоне:
– Дозволь покинуть тебя, мудрый князь?
– Подожди!
Сарыходжа спустил ноги с кровати, налил полную чашу меда.
– Выпей за здоровье великого хана!
Кошка принял хмельное, неторопливо испил.
– Иди! – вновь надев на лицо маску величия, махнул рукой Сарыходжа.
Проследив, как за русичем прикрылась дверь, он вновь принялся неторопливо перебирать излучающие глубокий теплый цвет камни…
Михаил Тверской собрал большую рать из удельных дружин и смердов. Многотысячная колонна потянулась к весенней Волге, уткнулась в ее берега и замерла. Посланные вперед конные торопливо вернулись назад и повестили, что у Переславля собрано множество кованой рати, что противоположный берег стерегут сильные заставы москвичей. Переходить на правый берег становилось бессмысленно: это грозило потерей всего войска и полоном. Досадуя, что московские бояре столь быстро и смело сумели собрать ополчение, не убоявшись воли великого хана, Михаил повернул свои полки на север.
Достигнув Ярославского удела Московского княжества, он решил показать свою волю и намерение драться здесь. Город Молога сдался без боя, отворив ворота. Местный князь Федор давал корма, кров, прося лишь об одном – не зорить город и окрестности. Решено было дать воинам недельный отдых.
За все дни этого похода Сарыходжа был то зол, то насмешлив. После тверских палат, после яств, обильного пития и жарких безотказных девиц ночевки в походном шатре в холоде и дыму костра быстро ему наскучили. Все чаще татарский посол вспоминал беседу с Федором Кошкой, его обещания богатств и сладкой жизни. Михаил явно не решался идти на Владимир и принимать бой против Дмитрия за великое княжение, стало быть, это бессмысленное кочевье вдоль вот-вот вскроющейся реки не сулило ни злата-серебра, ни уюта. Сарыходжа видел, что русские попы, со слезами страха за свою жизнь на глазах, но преисполненные какой-то внутренней силой, несколько раз отказывали тверскому князю во входе в храм, и это отталкивало от Михаила простой люд. Смерды испуганно крестились, о чем-то шептались при виде своего господина.
Ратный порыв в них заметно упал. Князь же то и дело беспричинно злился, срывая голос на боярах и слугах. Однажды он заговорил на повышенных тонах и с Сарыходжой в ответ на его вопрос: