Аллахову пригласил Королев. Но едва они оказались у дверей, как тут же покинули комнату. Никто на их уход не обратил внимания.
Никто, кроме меня.
Саввушкин плюхнулся на стул, вытирая платком вспотевшую шею. Но Тиунова только разошлась, она потащила за собой Колесова и на время освободила меня от него.
Я встала и не спеша вышла из комнаты. Мне захотелось выпить на кухне холодной воды.
На кухне были Аллахова и Королев.
То ли они неплотно прикрыли дверь и она открылась, то ли вообще не закрывали ее. Меня они не заметили. Да и никого они бы не заметили - они были заняты только собой.
Я вернулась в комнату на свой стул.
Значит, так!
Я угадала: действительно «шерше ля фам!» Только «ля фам» оказалась не та. Тиунова была ширмой, как для Аллаховой муж.
Пластинка закончилась, автомат щелкнул и остановил диск. Тут и отсутствовавшие вернулись в комнату. Аллахова шла впереди и говорила Королеву через плечо что-то спокойное и шутливое. Все опять уселись за стол, на «второй заход». Только Тиунова осталась на ногах. Она взяла бутылку и сама налила всем коньяку. Валюту было обошла, но та сама подвинула рюмку.
- Валюша! - сказала я.- Не нужно тебе пить.
- А, подите вы все…
Она выругалась, выпила рюмку, сморщилась, потащила из пачки сигарету, но никак не могла зажечь спичку. Я помогла.
Остатки коньяку Тиунова выпила прямо из горлышка. Она так и не присела, а стояла возле стола, притоптывая каблучками.
- Таня!-сказал ей Саввушкин.- Исполните!
Он приглашающе похлопал в ладоши. К нему присоединился и Королев, и остальные.
- Просим, Танечка!
Видимо, Тиунова только и дожидалась приглашения, она победно тряхнула бронзовой головой, посмотрела на Аллахову. Та кивнула ей, они вдвоем вышли из комнаты.
- Что сейчас будет? - спросила я.
- Сама увидишь! - зло уронила Бессонова.
Она стряхнула пепел с сигареты прямо в коробку с сардинами. Колесов многозначительно ухмыльнулся и выразительно пожал мою коленку.
Первой вернулась Аллахова. Она выключила люстру, оставив гореть угловое розовое бра. Потом поставила пластинку, что-то вроде медленного фокстрота.
И тогда в комнате появилась Тиунова.
Волосы ее были распущены по плечам. Шерстяной шарф, заколотый на бедре безопасной булавкой, изображал юбочку. Больше на ней не было ничего. Кожа у нее была загорелая, и только там, где сходились концы шарфа, виднелась белая полоска не загоревшего под купальником бедра.
Конечно, нагое тело - еще не порнография. Оно может быть прекрасным. Но здесь не было красоты. Перед нами бесстыже кривлялась голая пьяная женщина - лет ей уже за тридцать, и ноги у нее были некрасивые, и…