Тихая заводь души не взволновалась, а лишь прохладной рябью наморщилась — спокойна осталась Олянка, увидев свою несбывшуюся любовь... Да и любовь ли это была? Присказка, предисловие к настоящим страницам, которые они с Ладой только начинали заполнять письменами.
— Матушка Рамут, матушка Радимира! Это моя избранница, — звонкой, чистой капелью прозвенел голосок Лады.
Рамут, в строгом чёрном кафтане с шейным платком, всматривалась в Олянку со спокойным, сдержанным любопытством в первые мгновения, но в последующие, начиная узнавать черты, поднялась со своего места. Они не были похожи, как близнецы, скорее просто как родные сёстры. Прохладная сапфировая синева глаз, очертания строгого рта и неуловимое общее выражение — вот то, что объединяло их. А ещё некая узнаваемая сердцем, но не поддающаяся словесному описанию печать Северги.
Олянка сжимала в руке мешочек с молвицами. Костяшки, постукивая, высыпались на стол.
— Узнаёшь какие-нибудь из них? — улыбаясь глазами, спросила Олянка.
Во взоре Радимиры отражалась безмолвная оживающая память, белая голубка...
— Я подскажу. — И Олянка выбрала несколько костяшек, пододвинув их к женщине-кошке. — Вот они, «Навь», «выстраданная любовь». — И напомнила, взглянув на навью: — Рамут лейфди. Разрушенный Зимград, девица-оборотень под обломками. Ты, госпожа Рамут, уж, наверное, и позабыла исцелённую тобой незнакомку, но я тебя помню. А ещё я помню: «Ты — моя, и я — твоя, так будет всегда. В любом из миров, в любой из эпох. Ни жизнь, ни война, ни смерть этого не изменят». Я разминулась с твоей матушкой на Кукушкиных болотах, но кое-что от неё до меня дошло. Ту книжечку с письмом к тебе нашла я. Я же и оставила её у подножья сосны. Я — ваше прошлое, — подытожила Олянка, глядя на обеих. — Но однажды настаёт время, когда прошлое перестаёт причинять боль. Оно становится частью души.
— Олянка, — сорвалось с губ Радимиры, которая следом за Рамут тоже поднялась из-за стола.
— Рассказ мой будет долгий, — обнимая прильнувшую к ней Ладу, сказала Олянка. — А временами и печальный. Но самое светлое в нём то, что я люблю её... — И она обратила сияющий нежностью взгляд на избранницу, прильнула губами к её лбу. — Она — моя выстраданная, моя единственная.
*
В середине зимы родилась Северга. Увидев впервые её глазёнки, Олянка засмеялась:
— Ягодка, ты как умудрилась к этому руку приложить, а?! Сознавайся, безобразница!
У малышки были острые волчьи ушки и серые с золотыми ободками глаза — точь-в-точь, как у Лады. Молодая супруга — сама невинность! — вскинула брови: