— Горлинка моя, государыня Лесияра не дала разрешения на наш брак... — Приблизившись к девушке, Радимира мягко и вкрадчиво завладела её руками, сжала её тонкие похолодевшие пальцы. — Долгим и трудным был наш с нею разговор, весь я его тебе передавать не буду... Сказала государыня, что здесь всё не так-то просто, и нельзя спешить с толкованием знаков судьбоносных.
Как птица, на лету подстреленная, осела Олянка на траву: подогнулись колени, не стало сил держаться на ногах. Радимира опустилась рядом с ней, не сводя с девушки печально-пристального, серебристо-влажного взора.
— Знаю, что ты сейчас чувствуешь, голубка. И я чувствую себя не лучше. Но после разговора с государыней я пошла к Хранительнице Бояне... Она заведует княжеским книгохранилищем и ведает многие премудрости старины. Умеет она делать гадание на буквицах — знаках письменности древней, от которой нынешнее наше письмо пошло. Выбиты эти знаки на маленьких пластинках золотых. Ежели те буквицы раскинуть, то в том, как они лягут, можно прочесть, что для тебя благо, что худо, что в минувшем было, что в грядущем тебя ждёт, а ещё судьбу они указывают. Не всякий их прочесть и истолковать может, а только мудрые да знающие люди.
— И что же те буквицы сказали? — еле двигая обескровленными, сухими губами, спросила Олянка.
Радимира хмурилась, прятала взор в тени сдвинутых бровей. Напрасно лунный свет пытался заглянуть ей в очи, прояснить их, озарить — оставались они печальными и тревожными.
— Я надеялась, что буквицы мне на тебя укажут, — промолвила она наконец. — И хоть какой-то намёк дадут на то, что ты — судьба моя, и что не ошиблись мы. Но выпавшее в них весьма смущает меня.
Охваченная холодящей волной страха, Олянка придвинулась к женщине-кошке, обвила руками за шею.
— Что, что они тебе показали? — спрашивала она, запуская пальцы в мягкие пряди волос и лаская кисточки на острых ушах Радимиры. — Что?.. Опасность? Погибель?!
Вздох, сорвавшись с уст белогорянки, коснулся уст девушки. Во взоре Радимиры мерцали лунные искорки, грустно-ласковые, светлые. Она пропустила между пальцами прядку вороных волос Олянки, нежно заправила ей за ухо.
— О худом не думай, горлинка, не бойся ничего, — улыбнулась она. — Хранительница Бояна сказала, что такое сочетание буквиц трудно поддаётся толкованию. Она знает лишь, что там есть «Навь» и «выстраданная любовь».
От слова «Навь» на Олянку будто зимним ветром дохнуло, и она зябко прильнула к Радимире. Та, поглаживая её по волосам, скользила губами по её лицу, ласкала тёплым дыханием.
— Я не могу ослушаться государыни и нарушить условие мира между нашими землями. Пересекать границу нельзя обоюдно — и вашему народу, и нашему. Я не смогу коснуться тебя наяву, моя светлая голубка... Но могу сделать тебя своей женой здесь, в наших снах.