— Что ты, госпожа, я ведь понимаю, что слухи могут повредить Любимко, — заверила её девушка.
— Вот и умница, — кивнула Вестина. — Ты благоразумное и славное дитя.
Олянку поселили в прекрасных покоях. Это тоже была светлица, но она ни в какое сравнение не шла с той комнатушкой, в которой девушка жила дома. В холодную погоду здесь топилась большая, чисто выбеленная печь с удобной лежанкой, два широких окна выходили тоже на юго-восток, как и дома, и недостатка в солнечном свете не было. Рукодельный столик украшала затейливая резьба и янтарь, а в пышной постели можно было утонуть. Каждое утро девушка-горничная приносила воду для умывания и какие-нибудь лакомства: садовые плоды, ягоды, орехи. Завтракали здесь достаточно поздно, ближе к полудню, так что этот утренний перекус приходился весьма кстати. Обильный обед из нескольких блюд подавался, когда солнце уже начинало клониться к закату, а ужина либо вовсе не было, либо его заменяли тем же лёгким перекусом в виде яблока, груши, миски киселя с ягодами или чашки простокваши. Впрочем, после обеденного изобилия (привыкшая к умеренности Олянка даже назвала бы это обжорством) есть не хотелось до самого утра, так что она и без перекуса вечером могла легко обойтись.
Не все домочадцы приняли Олянку доброжелательно. Сестрицы Любимко (а их было в семье пятеро) относились к ней свысока, как к прислуге, зачастую не удостаивая её и словом, а порой подчёркнуто поднимаясь и уходя, стоило ей войти в комнату. Сам Любимко лишь посмеивался над таким их поведением и был с Олянкой неизменно добр и ласков, по-прежнему не допуская вольностей. Если бы не огонёк неутолённой нежности в его взоре, его отношение к девушке можно было бы счесть братским.
Он очень любил, сидя над книгами, любоваться Олянкой и часто просил её побыть с ним. Порой он так углублялся в свой труд, что переставал её замечать, а та тихонько занималась рукоделием, не мешая ему. А иногда он читал ей что-нибудь вслух. Скучными научными трудами он её старался не утомлять, поэтому выбирал занимательные сказки и повести. Стежок за стежком клала Олянка на ткань, и всё услышанное, преломляясь в её душе, выплёскивалось в узор вышивки.
Головная боль мучила Любимко достаточно часто, но Олянка быстро снимала приступы одним прикосновением рук. А вот к припадку она оказалась не готова... Всё было прекрасно и безоблачно: Любимко читал ей вслух, она вышивала. И вдруг тот смертельно побледнел, выронил книгу и рухнул на колени. То, что это не обычный приступ головной боли, а нечто другое, более жуткое, девушка поняла заледеневшим сердцем сразу. Лицо Любимко зверски исказилось, рот растянулся в оскал, и он издал громкий, протяжный вой. Скрюченными пальцами он тянулся к ней, чтобы схватить, но Олянка успела выскочить из комнаты. За ней гнался не славный и добрый Любимко, а страшное существо с безумной яростью в налитых кровью глазах...