Если бы они так не отяжелели лицами, если бы не отгородились от него своим молчанием, Доля рассказал бы им об одном экспериментаторе, который кувалдой калечил чей-то труд, а вместе с ним заботу и щедрость государства. Это тоже была работа, тяжелая, физическая, к тому же выборочная: для глаза покупателя и для себя.
В протоколе совместного заседания парткома и заводского профсоюзного комитета не осталось записи, что отныне главному инженеру Костину поручается лично возглавить всю машинную работу сухарного цеха, об этом попросил его уже после заседания Полуянов. Арнольд Викторович был удивлен тем, как подействовала на директора речь этого Доли. Обыкновенная демагогия, женщин на заседании не было, они бы переплюнули Долю. Только встань на этот путь сочувствия к человеку и утонешь в потоке речей, одна другой откровенней и праведней.
— Подраспустили вы в последнее время народ, — сказал Костин Полуянову, когда они остались вдвоем в кабинете, — даже Доля совершил открытие, что лучший способ защиты — нападение.
Федор Прокопьевич сделал вид, что не слышал этих слов.
— Давайте, Арнольд Викторович, честно и до конца разберемся с сухарным цехом. Комиссия комиссией, а вам я поручаю лично возглавить руководство всей машинной частью.
Костин пожал плечами: честно и до конца! Какая тут честность, когда весь цех скроен на живую нитку: не только агрегатов ХТР нет и в помине, но и формовочные машины для сухарных плит поступили в новый цех старыми, перетрудившимися уже где-то. Арнольд Викторович при желании мог бы произнести речь и более разоблачительную, чем Доля, но такого желания не имел. Принципиальность — дело хорошее, но она не терпит ни шага в сторону, ни малейшего компромисса. А если в одном уступаешь, а в другом блюдешь принципиальность, то это уже игра. Костин знал правила этой игры и не понимал, с чего так расстроился директор.
— Федор Прокопьевич, мы сейчас одни. Вы же не хуже меня знаете, что никакие полумеры не помогут сухарному цеху. Надо еще потерпеть. Придет новое оборудование, спустят твердый план с резервом на его освоение, тогда и будем действовать.
— К полумерам, если нет другого выхода, тоже надо относиться добросовестно, — сказал Полуянов. — Лучше честно делать половину, чем ничего. Мне кажется, что мы друг друга не понимаем.
Костин насторожился: в словах директора проскользнуло что-то новенькое. Машины не виноваты, виноваты люди. Кажется, Полуянов наметил козлов отпущения: начальника цеха Долю, главного инженера Костина. Но это напрасно, с Костиным ему надо бы поаккуратней.