«Когда же начнем жить?» — спросила она однажды у Афанасия.
«А это что тебе, не жизнь?»
«Жизнь, конечно, но другие веселей живут. В гости друг к дружке ходят и ездят, вещи всякие в дом и на себя покупают».
«И в этом ты видишь веселье? — Голос у Афанасия звучал беззлобно, все, о чем он говорил, было давно обдумано. — А мое веселье — любовь к тебе, дом наш, спокой. Они свои деньги пропьют, а потом за печень хватаются, у врача под дверями в очереди сидят. Или натянут на себя заграничную вещь, а как были без нее пеньки, так и в ней обрубки».
Катерина слушала его с благодарностью; какой бабе в ее годы кто скажет: мое веселье — любовь к тебе…
— Афанасий, — позвала она из кухни своего бывшего мужа, — это я, Катерина.
— Иди сюда, — послышался его слабый, кроткий голос, — что-то в голову бьет, прилег я.
Она вошла в комнату, увидела его лежащим поверх одеяла на кровати и опустилась на стул.
— Подарочек тебе принесла. Полотенце. Гляди, какое рыженькое.
— Ничего мне не надо. Оставь его себе, Катерина.
— Я же твои подношения беру. Не возьмешь полотенце, принесу назад помидоры.
Афанасий поднялся, спустил с кровати плохо гнущиеся ноги в серых шерстяных носках, сел, и борода коснулась коленей.
— Ты бы бородку окоротил, — посоветовала Катерина, — и охота же стариком корявым выглядеть.
— Какой есть, — откликнулся Афанасий, — ты лучше скажи: натешилась на мой счет? Довольная теперь всем?
Катерина, жалея его, но без прощения, покачала головой:
— Опять про свое. Вот так и помрешь, а в голову никакого понимания не допустишь.
— А что понимать? Воли захотела. А в труде, спокойствии, в уважении и любви жить не захотела.
Катерина эти слова слышала уже не раз.
— Хороша любовь! Щи пустые из общей миски, а тысячи на книжечке отдельно. И хватит об этом, Афанасий, когда все это было, забылось.
— Кому же я эти тысячи берег? Нам и берег. Что нас впереди с тобой поджидало? Старость и немощность.
Когда-то она каждому его слову верила, хоть бы он ей раз поверил.
— Нету старости, Афанасий. Хворь есть, обман есть, и мысли через это всякие тяжелые тоже есть. А какая старость, когда рядом два человека в любви и доверии? Живут они, сколько проживется, и помирают в один день или следом друг за дружкой. Ты мне другого простить не можешь: не схватилась я за твои деньги, не стал ты мне через них лучше и дороже.
Видно, попала в точку, потому что Афанасий еще ниже пригнул голову, закачался и прохрипел:
— Уходи! Бери свой подарок и уходи. Раньше ты меня не прощала, теперь я не прощаю.
Катерина ушла. Вот как он ее понял! Мириться она приходила. Никогда он ее не понимал и теперь не хочет. В свою жизнь ее принял, согнул, скрутил, чтобы жила по его понятиям, а чтоб не вырывалась, обволок словами про любовь, про уважение. Не любил. Если б любил, жалел бы. «Отдохни», — когда бы сказал, купил бы чего, порадовал.