– Знаешь, боль как будто спряталась под одеялом. Она никуда не делась, только острые края свои… укрыла, что ли. Но стоит отвернуть уголок одеяла – проверить, там ли она, – резанет как ножом. Наверное, так оно всегда и будет.
– Чем тебе помочь? Может, об этом надо говорить чаще? Или не трогать тему вовсе?
– Спасибо, все вы и так…
И тут вдруг справа от себя я ее почувствовал. Она держалась чуть поодаль, но шла вровень со мной. Я ощутил ее округлые формы и смуглость, ее молчаливость и крайнюю настороженность. Но взглянуть на нее не осмелился. Я остановился. Пегги тоже. И та, что шла справа.
– Иди вперед, – сказал я Пегги.
– Что?
– Ступай!
– Да-да, хорошо. – Пегги схватилась за атласную косынку на шее. – Прости, пожалуйста. Я… извини меня! – Она кинулась прочь.
В другое время я бы устыдился своей грубости, но теперь мне было все равно. Я дождался, когда Пегги взбежит на крыльцо и скроется в здании. Затем повернулся к Дороти.
Она меня рассматривала, спокойно, оценивающе. И выглядела столь же реальной, как знак «Стоянка запрещена» рядом с ней. Нынче она была в черной вязаной блузке (как в тот вечер, когда мы первый раз поцеловались), чуть морщившей под ремнем кожаной сумки. Казалось, она только что с работы.
– Я бы спрашивала тебя чаще, – сказала Дороти.
– Что, прости?
– Мы могли бы разговаривать больше. Но ты всегда меня отталкивал.
– Неужели?
Какой-то прохожий носком ботинка задел мою трость, на долю секунды я отвлекся, потом вновь взглянул на Дороти, но ее уже не было.
– Дороти? – окликнул я.
Поток пешеходов, бросавших удивленные взгляды, обтекал меня, словно камень в реке. Дороти исчезла.
Шли дни, а я только о том и думал, как ее вернуть.
Была ли в ее появлениях какая-то тема, некий обобщающий фактор? Первый раз это случилось, когда я вспоминал нашу совместную жизнь, а вот второй – когда я перебирал латук. В третий раз увлекся разговором с Пегги. Похоже, всякий раз это происходило в совершенно иных обстоятельствах.
Однажды вечером я спросил сестру:
– Нандина, а наши покойные родители тебе… никогда не являлись?
– Мама с папой?
– Или еще кто… Бабушка Барб, тетя Эстер… Помнится, с тетушкой вы были очень близки.
Нандина перестала нарезать персики – она готовила Гилу очередной фруктовый напиток. Взгляд ее стал жалостливым.
– Ох, Аарон…
– Что?
– Прости, милый, но порадовать нечем.
– О чем ты? Да нет, со мной все в порядке. Просто интересно…
– Конечно, сейчас тебе кажется, что ты никогда не оправишься, но, поверь, настанет день… Нет, я не в том смысле, что это забудется, такое не забудешь никогда, но в один прекрасный день ты проснешься и поймешь, что впереди еще целая жизнь.