Обед он начинал «с окороков, копченых бычьих языков, икры, колбасы и других невинно-позывающих закусок». Пил вино, затем снова ел мясо и прекращал еду не прежде, чем у него начинало пучить живот.
После еды до отупления играл в карты, кости и шашки. Затем часика два спал сном праведника.
После сна «он нехотя принимался за уроки, и прежде всего за молитвы». А вскоре и ужин. «И ужинал он отлично, и часто приглашал к себе кого-либо из соседей — любителей выпить, и он от них не отставал, а они рассказывали ему небывальщины, старые и новые». Затем Гаргантюа спал восемь часов кряду.
Кажется, это сродни сатире Салтыкова-Щедрина. Читаешь и невольно закрадывается сомнение. Преувеличение? Злая сатира? Гротеск?
Да нет же. Средневековые источники полны примеров «разгулов плоти». В книге Ф. Канна «Чудеса природы» в разделе, составленном на основе литературы XVI–XVIII веков, фигурируют дети, вес которых превышал 25 кг, а в 10 лет — 109 кг, и взрослые, вес которых был от 290 до 490 кг.
Одним из наиболее тучных людей этой эпохи, несомненно, был испанский фельдмаршал Матиас Галлас, у которого размеры живота были так велики, что он вынужден был возить его на тачке. Какой уж тут гротеск?
Трагические последствия пренебрежения режимом питания были хорошо известны и понятны и В. Шекспиру, который в хронике «Король Генрих IV» писал:
Умали твою плоть, возвеличь свое достоинство,
Брось наслаждения стола;
Знай, могила
Для тебя открывает свою пасть
В три раза больше, чем для других.
ЩИ ДА КАША — ПИЩА НАША
— Иван Павлович, не знаю, насколько разборчивы в еде наши давние предки, но вот хорошо помню скудноватый обед в семействе моего деда. На столе — домашней выпечки подовый хлеб, кастрюлька с крестьянскими «штями», чугунок с картошкой и пшенная каша, томленная под сводом русской печи. Знамо дело, здесь же глубокая миска с квашеной капустой и моченой клюквой. Все чинно и благородно. Кто потянется к еде «поперек батьки», получает по лбу от сурового деда деревянной ложкой. Как сегодня этого не хватает — чинно-важного обеденного ритуала с «самоварным возглавием».
— Да, ностальгические воспоминания. У моей родни ведь тоже было так. Формула до боли российская: «Щи да каша — пища наша». Даже западные исследователи российского быта в один голос отмечали, что сама простота и однообразие национальных народных блюд были главным их достоинством. «Взглянем на стол простого русского человека, — призывал автор одной детской книжки середины XVIII столетия. — Он ест много и любит здоровую, питательную, простую пищу». В их ряду те же щи и каша, отварная картошка с солеными грибами и квашеной капустой, толокно, репа, пироги да квас. Поэтому, наверное, и мужики-то были двужильными, тягловатыми. Никаких излишеств и обремененности телом.