Егор вспомнил суд. Свидетели обвинения говорили коротко. Удивился Егор, что неплохо о нем отозвался бывший хозяин. «Вежливый молодой человек», — так сказал Жорж Лели. Остальные ничего хорошего не сказали, выискивали отрицательное. Отец просил у суда снисхождения. А есаул граф Канкрин, председатель военно-полевого суда, орал на подсудимого:
— Ты состоял председателем временного рабочего правления завода Лели! Ты национализировал… (Выдумали, сволочи, словечко!) Национализировал его!
Ты тайком пробрался в Ростов как большевистский агент, продавшись большевикам в Курске!
Ты заимел типографскую машинку для печатания прокламаций и воззваний большевиков.
Ты хранил расписки в получении денег членами большевистской партии и подложные паспорта.
Ты имел письменное распоряжение выяснить количество штабов, учреждений и войск в городе, возможность достать оружие для большевистских организаций…
Подъесаул Евфанов, удовлетворенно закрыв глаза, сочувственно кивал головой в такт выкрикам председателя, сотник Черняк барабанил пальцами по столу. Закончив поток своих выкриков, Канкрин брезгливо сморщился и, не глядя в сторону подсудимого, просипел:
— Увести мерзавца!
Так закончился суд. Егор надеялся, что суд будет открытым, готовился сказать последнее слово. Ему так хотелось сказать все, что скопилось в сердце, но не наедине с этими палачами.
— Да, я был председателем временного рабочего правления завода. Мы стали хозяевами того, что по закону труда — самому справедливому закону, — принадлежало нам, ведь и завод, и его машины, и миллионы прибылей — все рождено нашими руками, нашим потом и кровью…
Да, Жорж Лели не хотел сдаваться без боя. И вы пришли ему на помощь, вы — наемные убийцы и грабители. Мог ли я терпеть вас? Конечно, нет! И я вступил в борьбу с вами — по велению сердца, по призыву единственно народной, единственно справедливой Российской Коммунистической партии.
Да, я ездил в Курск. Но не для того, чтобы продаться большевикам, как изволил выразиться граф. Нет, я отдал себя делу Ленина много лет назад. И этой службой очень горжусь!
Да, это я печатал и распространял большевистские листовки. Помните, одна из них начиналась так: «Рабочие Ростова и Нахичевани! Держите порох сухим и готовьтесь к новым жестоким боям!». Они скоро наступят, эти бои. И я горжусь, что моя работа принесет рабочим пользу в ту минуту, когда они снова возьмутся за оружие. Вам не будет пощады!.. Не будет!..
Егор говорил и говорил. Перед ним, как живые, стояли лица товарищей. Он вспоминал каждое их слово, каждое дело. Многое из того, что было сделано ими, сейчас он брал на себя, он — руководитель ростовских подпольщиков.