Он посмотрел на меня прямо, и что-то непередаваемое было в его глазах:
— Твое появление — последняя надежда нашего народа на избавление от вечной зимы.
Да уж… тяжело быть надеждой целого народа, когда даже не знаешь, что надо делать. Я встряхнулась.
— Харольд, извини за любопытство, это правда, что вас, грогов, создал чародей, смешав суть человека и дерева?
Он откинулся в кресле.
— Да, правда. Он создал нас с желанием завоевать весь мир, но дал нам слишком много сил и способностей. Мы не пожелали быть его игрушками, — он помолчал. — Прошло много времени, но до сих пор тяжело вспоминать, и это неподходящая история для нежных ушей девушки.
— Расскажи, пожалуйста, что можешь, — попросила его я.
— А ты настойчива! — усмехнулся Харольд.
Он подпер голову рукой, задумался и начал рассказ:
— Мы бежали в эти земли от таких ужасов, что говорить не хочется. Наш народ искал спокойной жизни, а нашел лишь войну. Мы явились с миром, а нас боялись и старались уничтожить. На нас нападали — мы защищались, а потом гнев вскипел, и мы сами пошли в наступление, — Грог тяжело вздохнул. — Я не знаю, чем бы это закончилось, если бы Владислав не остановил нас… На нас шли войсками, и мы всех сметали. А тут выезжает мальчишка, один! Он был бесстрашен и полон достоинства и предложил нам все то, о чем мы только мечтали. Только, глядя на нас, люди в ужасе бежали, а он был спокоен и говорил с уважением. Мы не могли не принять его предложение, понимая, что война — это путь в никуда и пора остановиться. В тот день Владислав спас много жизней. Только вот закончилось тем, что от него все отвернулись.
Харольд замолчал, а я переваривала его слова. Про шахматы мы забыли, увлекшись разговором.
— Почему Владислав все время ходил в обличье… — я не знала, как объяснить, и показала на его лицо, — а теперь не возвращает себе прежний вид?
Грог усмехнулся.
— Может, не хочет тебя пугать? — полушутя-полусерьезно ответил он.
— Меня больше напрягает его теперешний вид, — сказала я хмуро.
Харольд поднял брови от удивления:
— Разве ты раньше его не боялась?
— Нет, лишь его глаза страшили меня.
— А что не так с его глазами? У меня такие же, но ты ведь меня не боишься.
— О нет! — улыбнулась я грогу. — У вас они необычайно мудрые и добрые, а у него… холодные и колючие, как осколки льда. Это глаза существа, которое прожило долгие-долгие годы и не было счастливо.
Харольд молчал, серьезно смотря на меня.
— Ты многое видишь, девочка, — проговорил он задумчиво. — А что еще ты можешь сказать о Владиславе?
— Мне кажется, его мало что трогает и ничего не удивляет.