Отступница (Саилло) - страница 46

В полицейском протоколе было написано, что место преступления и труп моей матери были в таком состоянии, что полицейские сначала вознесли молитву Аллаху и попросили его дать им сил, прежде чем начали свою работу.

Возраст матери судмедэксперт не мог определить. В огне, разожженном отцом, ее лицо выгорело полностью, череп лопнул, обнажив мозг.

На допросах отец объяснил, что убил мать потому, что она его никогда не любила. Она отказывалась вести с ним половую жизнь. Если бы он насильно не подчинял ее своей воле, то в этом браке у него не было бы детей.

Мысль о том, что я являюсь не желанным ребенком, а результатом изнасилования, и сейчас приводит меня в ярость и печаль. Чем моя мать заслужила такое обращение? Почему мужчинам позволено совершать насилие над женщинами, унижать их тело и душу? Справедливо ли общество, которое допускает это?

Судебные документы — это протокол страшной связи, в которой не было никакой сердечной склонности. Они описывают брак семнадцатилетней девственницы из деревни с опытным городским прожигателем жизни, показывая, как столкнулись два непримиримых — мира и два разных отношения к жизни, как мать пыталась сохранить свое достоинство, а отец пытался сломить ее волю.

Они описывают бесчеловечную систему браков, заключаемых родителями, где желания женщин не играют никакой роли. Они описывают общественную реальность, в которой сначала умерла душа матери, а затем — и ее тело.

Это был жестокий протокол, снова вскрывший раны в моем сердце. Я читала его, будучи не в состоянии сосредоточиться, но плакать я уже не могла. Я прочитала его еще раз, и от боли в сердце у меня перехватило дух. Я обняла Асию, а Асия обняла меня, Это успокоило меня. Но боль не хотела уходить. Эта боль останется со мной навсегда.

Асия сказала:

— Я думала, что ничего худшего, чем смерть мамы, со мной уже не может случиться. Но на самом деле впечатление от этих документов — худшее из всего, что мне довелось до сих пор пережить.

После недели молчания она сказала:

— Мама умерла гордо. Она не потеряла свою честь даже в смерти.

Когда я сегодня думаю о том, что никто не хотел помочь матери, что никто не хотел предотвратить ее смерть, о которой она предупреждала, о том, что все знали о ее разбитом сердце, — я прихожу в ярость и отчаяние. Это не злость на отца. Отец тоже уже умер. Это — гнев на социальную систему, в которой женщины являются людьми второго сорта, полностью отданными на произвол мужчин. Без единого шанса.

До самой смерти.

После убийства отец исчез. Позже на допросе в уголовной полиции он рассказал, что отмывал нож. Затем пошел на базар и бесцельно шатался там между прилавками. Потом пошел к морю и смыл с себя кровь своей жены, нашей матери, и вину со своего сердца. Он вроде бы несколько часов провел в холодной соленой воде, оттирая свое тело песком.