Отступница (Саилло) - страница 56

Мы стали чужими в своем собственном доме, теперь нас здесь просто терпели. Мне стало ясно, что у нас нет никаких шансов.

Чтобы уснуть, мы прижались друг к другу, как уже привыкли. Муна и Рабия, старшие — по краям, а мы, маленькие — в середине. Между Уафой и мной лежала двухлетняя Асия. Лишь Джаберу не разрешалось укладываться с нами. Он должен был спать в одной комнате с двоюродными братьями.

Каждую ночь Асия начинала плакать. Когда мы просыпались, она говорила лишь одну фразу: «Ана джи’аана» — «Я хочу есть». «Ана джи’аана, ана джи’аана». Она снова и снова повторяла эту фразу плачущим, надломленным, как у старой женщины, голосом. Это были самые страшные слова, которые я когда-либо слышала: «Ана джи’аана» — «Я хочу есть».

И сейчас я иногда просыпаюсь среди ночи, потому что мне кажется, что я слышу голос Асии: «Ана джи’аана». Тогда ледяной обруч стягивает мое сердце, и я прижимаюсь к моему мужу, пока сердце не оттаивает и не начинает снова биться в обычном ритме, который дарит мне сон.

Рабия прокрадывалась на кухню и размачивала черствый хлеб в воде. Мы кормили им Асию, пока она снова не засыпала.

У нас не было ничего, кроме черного хлеба, потому что дядя Хасан оставался безработным. Через пару недель Асия, самая младшая из Нас, совершенно исхудала, у нее раздулся живот, как у человека, умирающего от голода.

Мы принесли Асию в медпункт в нашем квартале. Сотрудники медпункта обследовали мою сестру и дали нам муку, масло и молочный порошок. Мы несколько месяцев жили на скромное подаяние этого медпункта.



Заключенный

Следственная тюрьма, в которой отец провел год до того, как его осудили на тридцать лет тюремного заключения, находилась в Инезгане, который расположен чуть южнее Агадира, по дороге в Айит-Меллул.

Инезгане славится своим большим базаром, прилавки которого раскинулись на многие тысячи квадратных метров западнее главной улицы. Издалека приезжают сюда люди на загруженных доверху грузовиках, чтобы продать овощи и фрукты и приобрести дешевую одежду. И до сих пор мы с сестрами ездим в Инезгане, если хотим купить по выгодной цене джеллабы для себя и поддельные футболки для наших сыновей. На базаре существуют три цены. Цена для берберов, цена для арабов и цена для туристов. Арабы платят за ту же самую вещь в два раза больше, чем берберы. Туристы платят еще на сто процентов больше, чем арабы.

Я терпеть не могу, когда торговцы пытаются всучить мне что-то по цене для арабов, потому что принимают меня за одну из арабских дурочек с севера страны.

— Извините, — говорю я тогда на наречии