И 26-летний Василий Дроздов расстается со своим старым именем, становится монахом Филаретом (тезкой другого честолюбца, за двести лет до того насильственно постриженного). Тут карьера пошла: вскоре молодой человек уже профессор философии, а в 1812-м, военном, году попадает на очень важный перспективный пост — ректора Санктпетербургской духовной академии…
Проходят годы. Дитя, затем юноша Александр Герцен открывает первые книжки, в его руках — сочинения молодого Пушкина, в «затертых тетрадках» прочтены запретные стихи Рылеева. Вместе с шиллеровскими героями он мечтает о свободе, о победе возвышенных чувств. Но этих чувств как будто не чужд и ректор Санктпетербургской духовной академии: вместе с Державиным он присутствует на том знаменитом лицейском экзамене, где 15-летний Пушкин читает свои «Воспоминания в Царском Селе». Филарет немало говорит о просвещении народа, и хотя, конечно, главным проводником этого просвещения видит церковь, но все же старается увеличить число знающих, толковых священников, которые имели бы влияние на свою паству. Поскольку же священные книги печатаются на малопонятном старославянском языке, Филарет охотно включается в дело их перевода на русский; в общем старается как-то обновить, усовершенствовать духовные ведомства. Задача вполне как будто бы «благопристойная», ничего противоправительственного здесь нет, но даже это вызывает подозрения Аракчеева и ему подобных. Любое просвещение народа кажется опасным. Некоторые, наиболее мрачные и реакционные из придворных деятелей поговаривают, что уж слишком умен духовный наставник и «мудрствует» там, где надо слепо подчиняться.
Тупая власть бьет по своим, и даже честолюбивый Филарет, уже давно принадлежавший к верхам, переживает известные «горести от ума», некоторые его духовные сочинения осуждены и запрещены…
Вскоре, однако, выясняется, что самодержавная власть уже не может обойтись без такого опытного, умного духовного соучастника. Поэтому наступает день, и он становится митрополитом Московским. Со времени Петра I, когда был упразднен сан патриарха, главными фигурами российской церкви стали несколько митрополитов, но — рядом с Петербургским и Киевским — Московскому по старинке всегда отдавались особые почести, он как бы считался «первым среди равных».
Сбылась мечта сына коломенского дьячка: в сорок с небольшим лет, полный сил и энергии, Филарет фактически главное лицо в русской церкви и, как видно, не сразу привыкает к этому. Ум, хитрость, дар слова — все это иногда (как прежде!) еще толкает к несколько необычным, порою довольно рискованным словам и поступкам. Например, случается, говорит в проповедях, что человек не может быть законно орудием другого человека, что между людьми может быть только обмен услуг («и это, — заметит Герцен, — говорил он в государстве, где половина населения — рабы!»).