Не такая, как все (Леви) - страница 31

— Вы — миссис Дипак?

— Наша фамилия Санджари, Дипак — это его имя. Хотя «миссис Дипак» звучит необычно. Вас он называет «мисс Хлоя». Я могу вас сменить, возвращайтесь домой, вы совсем бледная.

Хлоя не ответила. Лали встала и вывезла ее в коридор.

— Меня больницы тоже пугают, — сказала она, толкая кресло к лифту. — Как насчет того, чтобы выпить вместе чаю?

— С удовольствием!

Когда они покинули больницу, Хлоя сказала, что хочет ехать сама:

— Вы уж извините, но я не люблю, когда кто-то везет мое кресло. Такое впечатление, будто меня выгуливают.

— Еще минуту назад вы не жаловались, так что, с вашего позволения, я вас еще немного повожу, тем более что придется пройтись, если можно так выразиться…

— Куда вы меня везете? — поинтересовалась Хлоя.

— Здесь неподалеку, в паре кварталов отсюда, есть одно местечко с великолепной выпечкой. По пути туда и обратно мы сожжем лишние калории.

— Много сожжешь, сидя в кресле…

Чайный салон назывался забавно — «Chikalicious». Это развеселило Хлою, как веселила ее Лали, своими добродушно-властными манерами напоминавшая ей Мэри Поппинс.

— Почему вы так на меня смотрите? — спросила Лали, уплетая ромовую бабу.

— Как я на вас смотрю?

— Надеюсь, вас не смущает мой волчий аппетит? Во-первых, я не обедала, а во-вторых, ничуть не стесняюсь быть сладкоежкой.

— Дело совсем не в этом.

— Вы представляли меня совершенно не такой?

— Я вас вообще никак не представляла. Дипак не отличается словоохотливостью.

— Муж знал вас девочкой, он возит вас в лифте утром и вечером, останавливает для вас такси каждый раз, когда это вам необходимо — и в дождь, и в ветер, носит ваши пакеты, день за днем справляется, как у вас дела, — а вы не находите иного объяснения тому, что ничего не знаете о его жизни, кроме его молчаливости? Вот у меня соседи по этажу — кубинцы, у них трое детей и два внука, над нами живут пуэрториканцы, она учительница, он электрик. В нашем доме восемьдесят квартир, и я со всеми знакома.

— Раз так, то у меня припасен для вас сюрприз. Знали бы вы, сколько времени я провела затворницей, в четырех стенах, наблюдая за прохожими на улице, а точнее, за моими соседями! Могу кое о чем вам поведать. Например, что Зелдоффы — несносные ханжи: если перегорит лампочка, они молятся, чтобы ее кто-нибудь заменил; если у них заскрипит дверь, они молятся, чтобы Дипак смазал петли, все обо всем молятся, а сами палец о палец не ударят. Моррисон — элегантный алкоголик, любопытный пьяница, ни в чем ничего не смыслящий, тот еще тип. Леклеры, французская пара, давно поселившаяся в Нью-Йорке, живут словно в коконе. Они мне нравятся, у них художественная галерея в Челси. Души друг в друге не чают. Как голубки, причем ни капли не целомудренные… Декольте мадам Леклер не оставляет равнодушным беднягу Зелдоффа, да и моего папочку, признаться, тоже, но я помалкиваю… Миссис Коллинз — веселая вдовушка, по крайней мере с виду, и всегда очень мила. Была у нее болонка, которая тявкала с утра до вечера. Когда болонки не стало, миссис Зелдофф умоляла миссис Коллинз, чтобы та дала ей пожить в тишине, но эстафету подхватил попугай миссис Коллинз. Что до Уильямсов… О, Уильямсы относятся к себе так серьезно, как никто другой. Уильямс — экономический обозреватель «Фокс Ньюс», которому положено знать все про всех. Мой отец, правда, утверждает, что он болван, уверенный, что вся жизнь сводится к экономике. Папа знает, что говорит, ведь он профессор экономики в Нью-Йоркском университете. Что касается миссис Уильямс, то это особа редкой изворотливости. Ушлая, каких мало! Когда мы вместе с ней едем в лифте, я словно невзначай наезжаю колесом ей на ногу, так эта лицемерка делает вид, будто ничего не случилось!