Теперь со всеми этими людьми можно было бы снова связаться, но она этого не делала — наверное, мешала гордость.
Этажом ниже миссис Уильямс светилась от радости: наконец-то она устроит званый ужин! Пора вернуть этому дому былое величие! Что толку проживать по престижному адресу, если квартирой невозможно пользоваться так, как хочется? У Грумлата, несомненно, есть нюх.
— Думаешь, мы должны сделать ему подарок? — обратилась она к мужу.
— Дипаку? — спросил он из гостиной, оторвавшись от журнала.
Она закатила глаза и отправилась на кухню.
— Хочешь куда-нибудь сходить? — спросил муж.
— И потом торопиться назад, пока не наступит комендантский час? Нет уж, спасибо. Ищи потом сиделку, согласную таскаться на восьмой этаж…
Леклеры оказались отважнее — выбрались в кино.
Миссис Коллинз, поужинав в компании попугая, отнесла клетку в спальню и поставила ее на ночной столик, туда, куда Ривера обычно клал свои очки.
Она продолжила чтение романа, который только что купила, испытывая все больше сомнений в виновности медсестры.
Моррисон поставил в гостиной запись «Турандот» Пуччини, выпил под Nessun dorma стаканчик виски «Макаллан» и стал искать в своей коллекции пластинку «Фиделио».
Около десяти часов вечера миссис Зелдофф позвонила Моррисону и попросила сделать музыку потише, после чего снова улеглась и стала смотреть черно-белый фильм по каналу TCM.
Студия звукозаписи располагалась на шестом этаже бывшего промышленного склада на 17-й улице. Хлоя поднялась туда на грузовой платформе, по сравнению с которой лифт у нее дома казался крохотной конурой. Здешний лифтер просто давил на кнопки: предлагать ему ночную работу было бы смешно.
Попасть в кабину звукозаписи было непростым делом: двойные двери открывались в неудобную сторону, а тамбур между ними был слишком тесным. Звукорежиссеру пришлось на руках нести ее к высокому табурету перед микрофоном. Во избежание трудного для нее и обременительного для других маневрирования она не стала покидать рабочее место в обеденный перерыв и довольствовалась едой, поданной ей на подносе. Двоим в студии было тесно, поэтому звукорежиссер деликатно удалился перекусить за стеклянную перегородку, оставив микрофоны включенными, чтобы можно было общаться.
— Пока что все получается удачно, — похвалил он ее работу, впиваясь зубами в сэндвич.
Микрофоны усиливали звуки жевания, превращая их в грозовые раскаты.
— Прямо комедийная сценка! — весело сказала она.
Поняв, что ее развеселило, он уменьшил звук.
— Мой двоюродный брат тоже инвалид-колясочник, — сообщил он.
Хлоя всегда недоумевала, что побуждает некоторых потчевать ее такими историями. Можно было подумать, что наличие родственника-инвалида превращало их в ее сообщников. Однажды, когда она ждала Джулиуса после лекции, кто-то из его студентов высказался в том смысле, что ездить в кресле — это круто. «Для меня нет никакой разницы», — обрадовал он ее. «До такой степени нет, что ты считаешь своим долгом мне об этом сказать», — ответила она студенту. Со временем она разобралась, что люди не имеют в виду ничего дурного, так они маскируют свое смущение, оправдываются за вопиющую несправедливость: сами-то они в порядке в отличие от нее…