— Ну, если целыми днями говорила с привидением, то безусловно, — он снова поёрзал.
— Тебе удобно там на наморднике сидеть? — показала рукой на тумбочку Генка.
— Там ничего не было, — парень встал, осмотрелся, проверил, не прилип ли он нечаянно к заду. — Нет тут никакого намордника.
— Вот засранец! — всплеснула руками Генка. — Он его спрятал. Хорошо, если дома, а то ведь мог и на улицу унести.
Она встала и пошла на кухню. Заглянула за холодильник, проверила под столом, между окном и печкой, невольно отметив, что Пепси отмыл от грязных следов подоконник.
— Я нашёл! — крикнул парень ей из комнаты. — Когда только успел.
Пыхтя, он встал с пола, держа в руках испачканный собачьей слюной предмет.
— Под диваном?
— Да.
— Значит, пока мы обедали. Спрятал и дёру на улицу. Ладно, Амон, — Генка упёрла руки в бока. — Мстя моя будет страшна. Будешь сидеть дома.
— Давай, я буду с ним гулять? Он любит плавать?
— Только в море. Но его потом надо отмывать от солёной воды, не будешь рад что с ним связался.
— О, это вообще не вопрос. Я знаю одно место где и море, и душ есть.
— Не, Пепси, на центральные пляжи с собаками запрещено.
— А кто здесь говорит про центральный пляж? — хитро улыбнулся он.
— А мне можно в это волшебное место? Что-то я таких не знаю.
— Конечно. Только не сегодня, — Пепси показал на ногу. — Сегодня ты и так уже находилась.
Сукровица пропитала летние брюки, а Генка даже не заметила, когда. Чёрт, сколько стирки! А их знакомство с Пепси вот так невзначай продлевалось на неопределённый срок.
— Ладно, — вдруг сказал парень и потёр руки. — Мне пора. Надеюсь, с очередной перевязкой без меня справишься?
Генке вдруг неожиданно захотелось сказать: «Нет!». Она привыкла к нему за этот день.
— Ужин в холодильнике. Салат заправлен. Просто бери и ешь.
Пепси оглянулся, словно боялся что-то забыть. И это, наверно, несусветная глупость, но она обняла его на прощание. Он сдержано положил руку ей на спину. Не обнял, не прижал к себе, а просто прислонился, как к забору.
— Спасибо, Пепси!
— Какая ты костлявая, — сказал он, когда девушка отстранилась. — Тебе бы есть почаще, чем раз в неделю. Глядишь, и обросла бы мясцом.
И никакой неловкости, словно Генка тысячу раз прижималась к его груди, как к любимой плющевой игрушке. Такой он мягкий, тёплый и уютный, как любимое кресло, как старый плед, как спонтанные тапочки. С ним не хотелось расставаться, но дверь хлопнула, и она опять осталась одна.
Жаль, что окна выходили на другую сторону дома. Почему-то захотелось увидеть, как парень выходит из подъезда, как вразвалочку спускается по ступеням крыльца, щёлкает брелоком.