Конечно, хотелось выматериться, но я лишь благодарно кивнул, а затем с самым невинным видом спросил:
– А можете подержать шашку лезвием вверх – мне нужно сделать надрез?
Казак игры не принял и, что-то невольно проворчав, вернул шашку в ножны. После этого извлек кинжал и сунул мне его рукоятью вперед.
– Благодарю, – сказал я и принял в руки нож.
Затем поднял конец отрубленного рукава и, наступив на его продолжение ногой, сделал надрез практически у самого среза.
По моей просьбе пожарные начали работать рычагами, а я приложил срез руками к лицу. Воздух пытался проникнуть в меня и надуть как Пятачка, но бессильно утекал в разрез. Мне же удавалось относительно нормально дышать.
Ну что же, попробуем.
Напялив на глаза гогглы, я поглубже вдохнул и полез в окно. Присел прямо у подоконника и, уткнувшись лицом в срез рукава, постарался сосредоточиться. Вонь по-прежнему доставала, но намного меньше.
Только теперь у меня появилась возможность нормально дышать и осмотреться неслезящимися глазами. Сразу стали заметны зеленые пятна на стенах. Кто-то явно разбрызгал таинственную жидкость из бутылки, делая это широкими взмахами. В остальном в комнате все было в порядке. Следов борьбы не видно, если не считать скомканной постели на широкой кровати.
Наверное, там…
Мысль не успела оформиться в моей голове, как вдруг отозвались татуировки на коже, и комната изменилась. Исчезли зеленые пятна, а возле кровати появилась девушка. Я узнал и ее, и ночнушку, в которую был одет труп на лесной поляне.
Чем дольше я смотрел на девушку, тем больше мне казалось, что я ее давно знаю или много о ней слышал. Странное чувство, особенно при данных обстоятельствах. Такое впечатление, словно мне удалось заглянуть за туманную шторку, скрывающую тайны человека от окружающих. Откуда пришло это знание, совершенно непонятно, но сомнений в его достоверности почему-то не было.
Она любила шоколад и танцы. Любила петь, но делала это только наедине с собой, стесняясь своего голоса…
Мне уже никогда не услышать ее пения…
Непрошеная мысль мелькнула в голове, вызвав чувство боли за эту девушку.
Любаша, так ее звала мама в моменты особой нежности, а Любкой Заразой кликала, когда натыкалась на последствия девичьих шалостей. Она стремилась к знаниям и при этом хотела сказочной любви. Озорная, веселая и очень добрая…
Рассматривая девушку и впитывая в себя знания о ней, я не заметил, как в комнате появился мужчина. Любаша сорвалась с места и повисла на его шее.
По мне шибануло эмоциями – диким коктейлем, в котором слились диаметрально противоположные чувства. С одной стороны, светлая радость и нежность, а с другой – похоть и звериная страсть.