Доктор Льюин, я пока еще не встречала людей умнее Вас. Однажды Вы употребили слово «перифрастический» (произнесли его между делом и лишь потому, что в том случае оно точнее всего передавало Вашу мысль), и мне было очень приятно, когда Вы решили, что я знаю значение этого термина. Я никогда не рассказывала Вам, что после каждой встречи с Вами, возвращаясь домой на электричке, я записывала в дневник все, о чем мы с Вами говорили. Я случайно натолкнулась на эти записи, когда, переехав сюда, стала распаковывать вещи. И хотя мне показалось, что они довольно интересны (естественно, это лишь проявление моего нарциссизма), боюсь, что в них ощущается зыбкое, неуловимое дыхание тогдашнего моего состояния, когда мне больше всего хотелось, чтобы на меня снизошло какое-нибудь откровение, четкость и незыблемость некоего объективного знания, которое сразу же покажется стопроцентно точным и с этой минуты и навсегда будет таковым оставаться.
В общем, в первый день в Чикаго, когда я высадила Эллисон у аэропорта и мы с Генри перетаскали все коробки и всю мебель по лестнице в мою новую квартиру, я сказала: «Может, сходим куда-нибудь и поедим?» А он ответил: «Тут за углом есть прекрасный греческий ресторанчик, но давай я сначала позвоню Дане». «Кто такая Дана?» — поинтересовалась я. «О, — ответил Генри, — разве я не рассказывал о своей девушке, когда мы общались на свадьбе Фиг или когда ты приезжала на собеседование?» Нет, он не рассказывал. В тот вечер она присоединилась к нам за ужином (я не могла поверить, что все это происходит на самом деле, и оттого была в каком-то ступоре). Она оказалась высокой женщиной, несколько надменной. В колледже Дана занималась командной греблей, была республиканкой и, вне зависимости от того, сколько было выпито, не позволяла себе распускать язык. В конце ужина она спросила: «Что тебя привело в Чикаго?» Я нервно рассмеялась и ответила: «Как раз пытаюсь вспомнить».
«Она получила здесь работу», — объяснил Генри.
Дана работала ассистентом адвоката. Работа отнимала у нее очень много времени, и в течение первой недели ее почти не было видно, как, впрочем, и на выходных. Это позволило нам с Генри быстро выработать схему того, как можно проводить вместе побольше времени. Несмотря на то что существование Даны с самого начала поселило в моей душе ощущение измены, о котором я не решилась рассказать Генри, мне оно было даже на руку. В колледже, когда мы с Генри ездили на мыс Код, мне было проще, оттого что я знала, что есть Фиг, — это снимало напряжение. Теперь же, в Чикаго, я думала, что Дана даст нам с Генри возможность привыкнуть друг к другу, а потом незаметно уйдет со сцены. Такое предположение не казалось таким уж фантастическим: время от времени Генри делал замечания, которые наводили меня на мысль, что в их отношениях с Даной не все гладко. Однако я пыталась делать вид, будто мне все равно. «По-моему, у нее тайный роман с боссом», — это один из ранних примеров. Еще: «Она не самый чуткий человек на этой планете». К сожалению, не все замечания Генри в адрес Даны были отрицательными, однажды он сказал: «Она у меня первая девушка, которая могла бы в прямом смысле надрать мне задницу, если бы захотела. Разве не странно, что меня это заводит?»