– Как ты? – шепчу сокамернице или, лучше, соклеточнице?
Она вмиг испуганно съежилась в углу, поджала босые ноги и опасливо оглянулась на возницу.
Что же он с ней сотворил, этот гад герцогского рода? Запугал бедняжку почти до потери сознания.
– Не бойся. Я тебе не причиню зла, – снова шепчу я и, почувствовав, как отступает тянущее ощущение в ребрах, осторожно отодвигаюсь в свой угол.
Чтобы дать осознать невольной попутчице свои миролюбивые намерения. Мне хочется ее успокоить, рассказать об отце… семейное сходство лучше всяких документов говорит, что передо мной Нилина. Но пока этого делать не стоит.
Знаю не понаслышке, как любовь сводит женщин с ума. На самые безрассудные поступки готовы, чтобы доказать милому свою преданность.
Я ей откроюсь, а она тут же попытается этими сведениями купить у него прощение.
И тот факт, что девчонка вчера так сопротивлялась, не имеет пока никакого значения. Возможно, она уже пожалела о своей неприступности и думает, что он не обошелся бы с ней так жестоко, прояви она больше понимания и ласки.
Самое стойкое и глубокое женское заблуждение. Каждые восемь из десяти моих клиенток, что прибегают с последними купюрами за приворотным зельем, рассказывают в различных вариантах именно эту историю.
Издали раздался крик, и обоз начал притормаживать. Или это по-другому называется, когда дело касается не машин, а телег? Но мне все равно, я люблю называть вещи теми именами, к которым привыкла, и изменять своему правилу не собираюсь.
Чтобы наша телега не врезалась в переднюю, пришлось будить водилу. А он молодец, сразу сориентировался, видать, не первый год так дрыхнет на службе.
Привал. Наконец-то я разобрала, какое слово кричал старшина обоза.
Телеги остановились, забегали возницы и слуги: выпрягали лошадей, вели поить, разжигали костры, ставили на них котлы с водой.
И никто не обращал ни малейшего внимания на нас, сидевших под полуденным солнцем в раскаленной железной клетке.
– Тебе воды давали? – спросила я смеску, и от этого простого вопроса ее недоверие дало первую трещинку.
Губы несчастно скривились, глаза наполнились слезами.
– Не плачь, – едва слышно проговорила я и хотела по привычке добавить: «Мужчины не плачут», – только какие же из нас мужики?
Мы женщины и, значит, должны быть сильнее обстоятельств.
– Слезы пленных – радость для захватчиков, – на ходу изобрела я поговорку, и девчонка, как ни странно, ей поверила.
Шмыгнула носом и украдкой стерла слезинку. А когда через час неторопливые от сытной еды воины пришли к клетке и начали отпирать узкую дверцу, девушка сидела, гордо выпрямившись, и смотрела перед собой ледяным взглядом. Хотя на самом деле еле дышала от невыносимого пекла. Ушедшие обедать в тень деревьев воины и возчики и не подумали прикрыть оставленную на солнцепеке железную тюрьму хоть дерюжкой.