Принято противопоставлять синоптические Евангелия Евангелию от Иоанна. Первые три Евангелия относятся к «восходящей теологии», которая подводит человека к постановке вопросов о Божественной природе Христа, а последнее, 4-е, выражает «нисходящую теологию», то есть опускается от Бога к человеку. Это противопоставление не ошибочно, но оно не соответствует действительности, если понимать его как утверждение, что Евангелие от Иоанна менее исторически точно, чем первые три, ведь, как известно, Иоанн — один из очевидцев. Его сочинение невозможно понять, если отрицать глубокое убеждение Иоанна, что он описывал подлинные поступки и сообщал подлинные слова вочеловечившегося Христа, Христа «исторического». С другой стороны, в синоптических Евангелиях притязания Иисуса в смысле самоидентификации, хотя и менее ярко выражены, похожи на то притязание, которое с большой силой утверждается у Иоанна. Разве он не называет себя женихом Израиля и господином субботы? Разве не изгоняет бесов своим собственным именем, не упоминая в изгоняющем их изречении имя Господа, хотя в еврейской религии только оно имеет власть над духами? «Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека» (Мк., 5: 8) >{329}. «Я» в этом случае делает Иисуса равным Богу. Одна из наиболее удивительных особенностей речи Христа на горе — это та свобода, с которой он истолковывает по-новому или изменяет священный Закон Израиля. Моисей на горе Синай был лишь посредником между людьми и Яхве, передавал народу веления Бога. Иисус же дает закон своей властью, и делает это с удивительной и спокойной уверенностью. Поразительны противопоставления, которые ритмически делят на части его речь: «Вы слышали, что сказано древним… А я говорю вам…» Своим властным словом Иисус ставит себя наравне с единственным законодателем Израиля. Даже самые критичные экзегеты, например Бультман, признают подлинность этих слов. Говорить от своего собственного имени, учить, не отсылая к имени Божьему, — это беспрецедентное в истории израильских пророков притязание. Слово Христа становится Законом, а Закон обретает его лицо. До него никто не решался это сделать. И никто не посмеет после него. Ничто в еврейском законе не имеет ни близкого, ни далекого сходства с идеей о воплощении Яхве. Царь-Мессия иногда мог считаться приемным сыном Бога («Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя», — сказано в псалме 2), однако нигде не идет речь о пришествии на землю настоящего сына Всевышнего. Но похоже, что Иисус в своих словах подразумевал именно такое пришествие.