Сержант Шеремет обошел помахивающую хвостом кобылу вокруг, ощупал зеленую овальную флягу емкостью на добрый пуд воды, узлы, тюк на холке, опять хмыкнул:
– Ты глянь, казак! Одна пуля кашу гречневую продырявила, вторая – ящик с тушенкой, с другого бока. А на лошади – ни царапины! И это, смотри, твое… – Сержант протянул ушанку, задний борт которой был размочален в лохмотья. – В рубашке ты, видать, родился, боец Василий. Ну что? На ногах стоишь? А в седло подняться сможешь?
– В седле не пешком, – осторожно нахлобучил на макушку порченную фашистами шапку князь Сакульский. – Много труда не нужно. А где мы сейчас, Павел? Вроде степь вокруг, ровно все.
– На Волге, казак, на Волге, – вздохнул сержант. – Слева гул слышишь? Это Сталинград. Мясорубка там сейчас, говорят, страшная. А мы тут бока уж четвертый день отлеживаем. То есть выгрузились четвертый день тому, за Приморском. Два дня марша, да вот застопорились. Не пускают нас дальше. Видать, и на смерть стоит своя очередь. Занято в Сталинграде сейчас, есть кому погибнуть.
– Какая, говоришь, дата сегодня? Конец сорок второго? – Зверев попытался вспомнить, когда на Волге окружили Паулюса. Кажется, в сорок третьем. Значит, еще год все это длиться будет. Целый год. Андрей перекрестился: – Не боись, сержант. И нас перемелют. Никого не забудет костлявая.
– Поднимайся в седло, философ. Твоя пуля уже мимо прошла. Теперь выживешь.
Оба кавалериста окинули небо тревожным взглядом, поднялись в седла и широким походным шагом двинулись по полосе истоптанного снега, разрезающей бескрайний ровный наст. Казалось, никого и ничего вокруг нет до самого горизонта – но очень скоро Андрей убедился, что впечатление это весьма обманчиво. Они проскакали километра полтора – и Зверев смог различить натянутые на толстых жердях многочисленные полотняные навесы. Под одними переминались с ноги на ногу лошади, перед которыми вместо яслей стояли поднятые на бочки жестяные лохани, под другими сидели на седлах татары: бездоспешные, безбородые, в овчинных тулупах и валенках, с шашками на широких ремнях. Разум никак не переключался на новую обстановку, и чтобы признать легких кавалеристов красными конниками, ему требовалось некоторое усилие. Или это последствие контузии? Все же пуля по затылку двинула, не подушка в пионерском лагере.
– Обед прибыл, мужики! – бодро провозгласил Шеремет. – Тащите котелки да ложки, разбирайте «эн-зэ». Кому пуля в тарелке попадется – Ваське Косолапу отдайте. Будет ему после войны сувенир.
– Чего, суп, что ли, вытек? – встрепенулся щекастый и упитанный, как Полина, кавалерист.