Калев даже слегка дернулся от детского шипения. Вот она – эмоция! Гнев исказил черты детского личика так, что Нина стала похожа на демона. Брови изогнулись, глаза прищурились в ярости, губы обнажили зубы, подобно звериному оскалу. Калев задел раздражителя в мозгу, и мучительные воспоминания зашевелились, как черви, сгрызающие плоть, высвобождая голосовые связки от привычного молчания.
– Нина, есть другие способы, – говорил Калев, подражая охотнику, подкрадывающемуся к зверю.
– Я по-другому не умею, – стеклянный голос прорезался сквозь хрипоту.
– Так научись!
На веранду забежала медсестра Аврора. Она была новенькой здесь. Наивный взгляд зеленых глаз все еще выдавал в ней ученицу колледжа.
– Доктор Калев! Там Вас ждут! – озабоченно выпалила она.
– Сейчас, сестра, – Калев даже не взглянул на девушку, и она забежала обратно внутрь.
Санитары вдалеке тащили носилки с телом Дина, укрытым простыней.
– Калев, отныне лечебница твоя. Ты можешь делать со мной все, что хочешь… – тихо прошептала Нина.
«Хоть усыпи», – раздалось в голове.
Калев с грустью взглянул на девочку. С того времени, когда он впервые заметил ее, она не намного изменилась. Разумеется, она выросла, детская пухлость исчезла, девочка стала стройной. Лишь лицо оставалось таким же печальным, и глаза не меняли цвет.
Свое решение проблемы он посчитал гениальным. Нина не стала спорить. Оно, действительно, ее устраивало. Тем же вечером Нина оказалась в «буйном» блоке. Калев выделил ей отдельную палату и санитара. Она больше не появлялась среди пациентов, ела в палате, гуляла вдали ото всех под надзором очередного цербера. Лечение свелось к минимуму: аминазин чередовался галоперидолом, витамины для общего развития и посещение врача раз в неделю. Нина устроила себе личный рай в стенах лечебницы.
– Я не могу постоянно выписывать распоряжения о твоем размещении в блоке для буйных, это будет выглядеть подозрительно, – говорил Калев, когда лечащий врач Нины заявил, что хочет поместить девочку в общий блок, – но ты можешь заставить врача изменить решение….
Нина поняла намек и теперь изредка изображала припадки, чтобы место жительства оставалось неизменным. Да, приходилось вытерпеть атаку санитара (у Остапа была такая мощная хватка!), болезненный укол транквилизатора и унизительное самопроизвольное мочеиспускание во время насильственного сна. Но уж слишком комфортно было в одиночной палате, да и к Остапу она привыкла.
***
– Ну, что ж, Нина, – Йокин закрыл историю болезни в сотни страниц, наверное, самую толстую в этой лечебнице, собрал блокнот и всем свои видом показал, что сеанс подошел к концу, – думаю, на сегодня хватит. Встретимся завтра, как тебе?