– Спасибо, она его любит, – тихо прохрипела Нина.
Калев снова улыбнулся.
– Ну, беги.
Мужская рука мягко похлопала по плечу девочки. Нина набросила халат и исчезла за дверью палаты.
Нина любила одиночество. Оно стало для нее естественной средой обитания. Ее предоставили самой себе, и это было здорово. Никто не лез с пустыми разговорами, не пытался обратить ее внимание на какую-либо бессмысленную ерунду, люди избегали даже смотреть на нее. В лечебнице Нина была сродни серой едва заметной тени: тихая, малозначительная, невидимая. И Нину это устраивало. За десять лет, проведенных в этой мрачной обители жутких недугов, она превратилась в подобие амебы – сгусток клеток, медленно перетекающий с одного места на другое, но не покидающий пределы водоема. Она знала лечебницу так, как ее не знает ни один из работников. Благодаря своему таланту заглядывать в головы людей, она уже давно знала планы зданий и прилегающей территории, и точно неуспокоенный призрак могла бродить то там, то здесь, фактически не покидая своей одиночной палаты. Дом, милый дом, пропитанный запахом спирта и лекарств, населенный самоубийцами, маньяками, анорексиками и прочими шизиками, наполненный бесконечным отчаянием и безумными страхами.
Все без исключения пациенты стремились поскорее покинуть белые стены лечебницы. Многие из них достигли невероятных успехов в одурачивании докторов, верящих в чудесное исцеление подростков, которые на самом деле имитировали выздоровление, просто потому что хотели вернуться домой. Многих обличали, и, к их несчастью, срок пребывания в этом больном мире продлевался. Были и те, кому здесь нравилось. Но это уже самые отъявленные психи, которые смогут найти себе место лишь в одной социальной нише – той, что за стальной решеткой, заполненной оранжевыми робами. И даже эти будущие преступники рвались на волю – там-то возможностей проявить свои больные наклонности гораздо больше.
Нина же не принадлежала ни к одному из этих типов. Потому что у нее ничего не было там за стеной. Она никогда там не окажется. С ее-то набором симптомов ее ждут только в одном месте – во взрослой психбольнице. Вот и все ее будущее: бесконечное сумасшествие.
Утренняя прохлада обдала свежестью. В воздухе пахло назревающим дождем. Нина любила дождь. Он будто смывал безумие со здешней почвы, и земля обновлялась.
Нина всегда с удовольствием гуляла по аллее, тянувшейся вдоль журчащего ручейка. Обычно она снимала свои старые ботинки, доставшиеся ей от сына какой-то санитарки, и уже исчерпавшие лимит носки, и шла босиком по влажной холодной траве. Позади всегда вышагивал Остап – верный и тупой как пробка санитар, приставленный к ней Яном. Нина уже давно привыкла к этому огромному метису. Он был под два метра ростом, а руки – каждая диаметром с ее талию. Мысли редко посещали его лысую голову, и это очень нравилось Нине. С Остапом ее воспаленный мозг отдыхал – слушать-то нечего.