Ветхий трейлер, где он жил с родителями-алкоголиками, больше походил на собачью будку: дырявая крыша, заклеенные полиэтиленом окна, изъеденный ржавчиной пол, который однажды проломился под его обрюзгшим отцом и распорол тому ногу. Любая мебель, которая могла сгодиться для продажи, была отдана за новую бутылку, а потому в пустынном вонючем трейлере был лишь кухонный стол, подпертый трубой, диван, где родители спали, ели, занимались сексом прямо перед сыном, и телевизор, который отец не желал продавать ни под каким предлогом. Эрику был отведен матрас и испачканное машинным маслом покрывало, которое ему пожертвовала пожилая соседка, снявшая его с мотоцикла внука. И жавшись от холода в промозглые ночи, он не прикасался к покрывалу не потому что оно провоняло бензином, а потому что к нему проявили жалость. Это было недопустимо! Никто не имеет право его жалеть! Его должны боготворить! И пусть даже отец с матерью избивали его из-за любой промашки, точно соревновались в рвении наказать негодного сорванца, они все равно не сломили его, не сделали из него забитую псину. Он терпел, рос и креп, и уже в девять лет на оплеуху отца ответил тем же. С возрастом драки становились ожесточеннее. Сломанные ребра, руки, травмы диафрагмы и селезенки, сотрясения. Трусливая мать быстро перестала принимать участие в месивах. Отец старел и дряхлел, а Эрик взрослел и набирал силу. И вскоре трусливых стариков стало двое.
Эрик не любил учиться. А если он что-то не любил, он этого не делал. Улица была лучшим наставником. Она была учителем, тренером, судьей. А в школу пусть ходят те, кто хочет стать президентом. Уж лучше он начнет зарабатывать, как можно скорее, и мелкий возраст его не остановит. Может он не знает, что такое логарифмы или кто такой Достоевский, он не силен в биологии и с трудом объяснит, что такое натюрморт. Но он хитер, быстр, умеет стрелять и орудовать ножом – это все, что ему необходимо, чтобы разбогатеть.
В участках Эрик проводил гораздо больше ночей, чем дома, пока терпение офицеров не лопнуло. Его впервые отправили в колонию, когда ему исполнилось десять. И даже там никто и ничто не смогло его усмирить. Он с мазохистским рвением встречал каждую опасность, будь то заносчивый поддонок или надзиратель-живодер. Эрик не страшился драться сразу с целой сворой озверевших от бессердечия мира подростков, разбивая их единство своей стойкостью и свирепыми ударами. Он никогда не сдавался! Он знал, что путь к блеску золота и бриллиантов, к шуршащим звукам денежных пачек лежит через смертельный отбор жизни. Он не имеет право проявлять слабость! Он должен сделать свою волю железной, а кулак – стальным.