Сэмми кричит:
– Курицы-трусихи! Он нырком бросается на горку и проносится по ней.
Кажется, после этого все расслабляются. Эми и Джек следуют за ним, а потом подключаются и остальные. Мы катаемся по очереди, пробуя каждую позу и каждый боевой клич, который только можем придумать. Да, завтра мои ушибы будут болеть, но это далеко не худший способ их приобрести.
Я чувствую, как волна тепла охватывает меня, и я рада, что снова могу наслаждаться лучами солнца. Если бы только Хлоя и остальные, оставшиеся в госпитале, могли проснуться и присоединиться к нам.
Мы катаемся, пока не обнаруживаем, что с нас стерся весь солнцезащитный крем, а потом катаемся еще немного. Каждый раз, когда Джек оказывается достаточно близко, чтобы проскользнуть мимо меня, я чувствую, какая у него теплая и гладкая кожа. Господи.
Как раз в тот момент, когда я начинаю бояться, что потеряю сознание от избытка феромонов, мама кричит нам, что бургеры готовы. Мы вытираемся насухо и разбираем тарелки с едой. Мама превзошла себя. Я стараюсь не слишком задумываться о том, сколько все это стоило и сколько удачных заказов она пропустила, пока я была в больнице.
Когда солнце скрывается за горизонтом, друзья начинают расходиться, как будто это был самый обычный пикник в самый обычный день с самой обычной девушкой. За исключением репортеров, которые допрашивают каждого гостя на выходе из моего дома. Все улыбаются и что-то болтают в микрофон – надеюсь, что заступаются за меня перед камерой.
Эви обнимает меня по пути к двери. Взглянув в сторону Джека, она поднимает бровь:
– Не заставляй его задерживаться слишком долго.
Я хлопаю ее по руке.
– Если бы.
Хихикая, она уходит вместе с Рэйфом.
Мы с Джеком помогаем маме навести порядок, а потом желаем спокойной ночи Сэмми, который кашляет, когда мама торопливо ведет его наверх. Наконец мы устраиваемся на диване. Мне отчаянно хочется быть с Джеком, но в тоже время это невыносимо – видеть его губы, видеть, как он улыбается, и знать, что мне нельзя целовать его. Я скрещиваю ноги то так, то эдак, пока мне не начинает казаться, что я их натерла.
Я стараюсь придумать неромантичную тему для разговора, чтобы разочарование было не таким сильным.
– Слышал то интервью с матерью доктора Стернфилд, в котором она постоянно врала?
Он толкает мое колено своим.
– Ты имеешь в виду, где она, как тебе кажется, врала?
– Нет, я знаю, что она врала. Ее эмоции были совершенно ясны.
– Правда?
Он откидывается назад и скрещивает руки за головой.
– А можешь сказать, что у меня сейчас на уме?
– Возможно, те же унылые мысли, что и у меня в последние пару часов.