Главнокомандующий французской армией Пелисье рассчитывал на победу. Он недаром вырядил в парадную форму свое войско, чтобы, заняв Севастополь, тут же на поле сражения устроить торжественный парад победы. Увы, он должен был испить в этот день, как высокопарно написал один французский журналист, горькую чашу поражения. Однако он нашел в себе мужество признаться в этом поражении в лаконичном донесении своему императору:
«Убийственный огонь производился не только с верков[53], которые мы намеревались взять, но и с неприятельских пароходов, подоспевших сюда на всех парах и маневрировавших столь же счастливо, сколь искусно. Страшный огонь этот остановил порыв наших войск; им было невозможно идти вперед».
В победу большую лепту внесли моряки-черноморцы. Особенное искусство в управлении боевым судном показал Григорий Иванович Бутаков. Он был не только отличным командиром, но и человечным руководителем, чутко учитывающим настроение команды. На другой день после боя он подозвал Кондрата.
— Мичман Хурделица, благодарю вас за действия в бою. Думаю, что вам надо теперь обрести душевный покой. Идите в госпиталь, что находится в Собрании, и узнайте, в каком состоянии сейчас находятся раненые и… — он не договорил.
— Премного благодарен, — поднес черную от порохового дыма руку к козырьку Кондрат.
Через несколько часов мичман добрался до Северной стороны. Все улицы были покрыты осколками ядер и бомб. Стекла в домах были выбиты. Возле госпиталя стояли носилки, где лежали раненые. Осторожно ступая между ними, Кондрат вошел в приемный покой и увидел у операционного стола, среди врачей и санитарок, измученную бессонницей Богдану. Слава Богу, Богдана была жива и здорова.
Он подошел к ней, глянул в ее воспаленные, усталые глаза, взял за руку. Тут подоспела сменившая ее сестра, и он повел Богдану на квартиру. Они оба шатались от усталости.
Июльское солнце тускло мерцало на чугунных осколках бомб и ядер, которые звенели под их ногами.
Стойкость защитников Севастополя, отразивших атаки противника с большим уроном, все же не смогла их заставить убраться восвояси. Хозяева интервентов, банкиры лондонского Сити и Парижа, вложили слишком большие деньги в это кровавое предприятие. Англо-французские, турецко-сардинские войска по-прежнему окружали Севастополь. Не умолкала ни пушечная, ни ружейная стрельба. Еще бы! Кровавая неправедная война приносила их организаторам баснословные прибыли, и они готовы были ее продолжать. Моряки и солдаты у раскаленных орудий вели артиллерийскую дуэль с батареями интервентов. Стреляли очень метко, но противник, несмотря на свои потери, методично, упрямо рыл свои траншеи, приближаясь к укреплениям черноморцев.